В её взгляде мелькает узнавание, и во мне всё ликует.

— Где вы её достали? — шипит Анриетта, отбросив попытки изображать кокетство.

— Как я уже сказал, её обронила девушка, ваша гостья. Она представилась Памэлой…

Позади нас раздаётся шум. Я оборачиваюсь и вижу, как темноволосая служанка пытается удержать в равновесии огромную напольную вазу, стоящую у двери. Лицо девушки приобрело болезненную белизну.

— Прошу меня простить, — бормочет она и убирает от вазы руки. — Я такая неловкая.

Анриетта выхватывает сережку. Я вздрагиваю и снова поворачиваюсь к ней.

— Миледи? Вы знакомы с владелицей украшения? Я успел узнать только её имя, и вы очень поможете, если расскажете больше.

— Как она выглядела? — рявкает на меня Анриетта.

Мне не нравится её тон. Как бы она ни была разочарована течением нашей беседы, никто не давал ей права мне грубить. Но она явно что-то знает, и приходится с этим мириться.

— Она выглядела чудесно, — отвечаю я не без попытки задеть полумагичку. — Светлые волосы, голубые глаза. Ростом с вас. Стройная и изящная.

А ещё с потрясающими ямочками на щеках, которые могут соблазнить и евнуха-жреца. Но это я оставляю при себе.

Ноздри Анриетты раздуваются, лицо покрывается красными пятнами.

— Вы её знаете? — уточняю я.

— Думаю, что да, — цедит она сквозь зубы.

Надежда расцветает у меня в груди, а сердце готовится выпрыгнуть наружу.

— Кто она? Где я могу её найти? Я должен вернуть пропажу…

Глаза полумагички превращаются в две узкие злобные щелочки.

— Не переживайте, милорд Хоуклин. Я сама ей верну.

С этими словами она вскакивает и несется прочь из гостиной.

— Подождите!

Но она не останавливается. А вот девушка у дверей медлит, всматриваясь в моё лицо с непонятным ужасом. Проходит секунда, прежде чем служанка всё-таки убегает вслед за госпожой.

А я понимаю, что случалось непоправимое. Анриетта не просто унесла сережку — она забрала с собой единственную ниточку, связывающую меня с Памэлой.

10. Глава 10. Памэла

Два года назад, маркграфство Самверт,
поместье барона Лемериса

День, когда приехал Эрмен Абельс, должен был стать худшим в моей жизни, но, проснувшись в то утро, я ещё об этом не подозревала. На самом деле забавно, что худшие дни в жизни всегда начинаются как самые обычные, без малейшего намёка на то, что мир готов измениться до неузнаваемости.

Как и в любое другое утро после смерти папы, мы со Стефи встали с рассветом и оделись в потёртые, но всё ещё пригодные платья. Дел у нас было много, и мы старались не отлынивать, извлекая максимум из обстоятельств, в которых оказались. Я не собиралась позволять неприятностям сломить нас. И мы неплохо держались.

К тому моменту уже стало ясно, что отец не успел договориться по поводу наших судеб и содержания. Судя по всему, он рассчитывал, что из Сьор-Брулони приедет его кузен Бардин и позаботится о нас.

Вот только кузен Бардин погиб в результате несчастного случая. Он хотел провести ритуал на удачу, но перепутал слова и вместо этого прочел какое-то древнее темное заклинание. В итоге от него осталась лишь маленькая кучка пепла да кролик-фамильяр.

Эти ужасные вести мы получили с запозданием, потому что безутешная вдова кузена Бардина забыла отправить нам письмо, пытаясь не сойти с ума от горя. Но даже если бы послание было получено вовремя, отец вряд ли бы успел что-то сделать. К тому времени болезнь поглотила его окончательно.

Согласно законам Камберской империи, если завещание не успели оформить должным образом, всё состояние усопшего отходит его ближайшему родственнику-мужчине. И после смерти Бардина таким родственником оказался Эрмен Абельс, ещё один отцовский кузен. Насколько я поняла, он приходился папе не то троюродным, не то четвероюродным братом.