Лиходей Валерий щурится, играя бородатыми скулами и взирая на меня подчеркнуто угрюмо, будто я у него почку тайком вырезала. А я ведь, по сути, ничего плохого не сделала. Ну подумаешь, слегка остудила пыл его глупой как пробка женщины, так ведь она сама напросилась. Гордыня, между прочим, смертный грех.

Смерив меня очередным настороженно-мрачным ястребиным взглядом, Адону подзывает официантку. И, не особо балуя вниманием обслуживающий персонал, богатенький чертяка даёт девушке указание нести несколько блюд с труднопроизносимыми названиями. А я с недоверием кошусь на пустой стул напротив него. Вообще-то пожрать я люблю, ну то есть покушать, конечно же, изысканно, красиво, с ножом и вилкой. Особенно чужую еду, приготовленную профессиональным поваром с французской фамилией.

Ну и, кроме всего прочего, Ротшильд на минималках мне должен. Из-за него у меня сорвалось крайне перспективное свидание. Мой мохнатенький марабу... Недавно видела Илью на улице. Он не поздоровался и перешёл улицу, когда увидел меня. Тоже, видимо, скучает.

А Валерий-миллионщик  мог бы поинтересоваться моим мнением насчёт выбора еды, а не тыкать в меню, используя исключительно свой капиталистический вкус. Вдруг у меня аллергия на лобстеров? Ну да ладно. Упаду с отëком Квинке, скрючившись на полу в неприглядной позе, — будет знать, как деспотично всё и всегда решать за несчастных женщин.

— Женское избирательное право, Валерий Германович, в России введено в начале двадцатого века, а сейчас уже двадцать первый на дворе. —  Царственно опускаюсь на стул, как будто каждый день ужинаю с финансовыми воротилами.

— Это вы к чему сейчас, нянечка?

— Это я к тому, что тоже могла бы поучаствовать в выборе блюд.

Адону медленно поднимает голову и смотрит чёрными глазюками  так, будто застукал меня за воровством булочек в школьной столовой. Мне даже неудобно становится.

— Увлекаетесь историей?

Открываю рот, объяснить, но Адону отвечает за меня, не дождавшись:

— Похвально.  Без истории нет настоящего, без настоящего нет будущего, так что в любом случае вам на пользу.

Вот же властная дубина. Всё с ним ясно. Женщина должна молчать и представлять собой нечто вроде предмета интерьера.

— Так и быть. — Подтягиваю к себе столовые приборы. — Разделю с вами вечернюю трапезу.

А владелец заводов, газет, пароходов раскладывает салфетку на коленях и, позволив официантке поставить перед собой пахучее блюдо, начинает нарезать сочное мясо.

Я внимательно наблюдаю за ним. Во рту нелепо скапливается слюна. Ночная жрица — это прям моё второе имя.

— Ну так что будем делать? — как бы невзначай интересуется Валерий Железнович.

— Как что? Собираю Каролине сумку и отправляю её жить к вам с принцессой. Наша  якобы общая дочка любит мультфильмы о маленьком леопарде и тигренке, и видюшки с котами. Как ваша Тонечка с детьми? Нормально ладит? Сможет она Линочку на танцы водить и косички ей плести? Делать ингаляции при первых признаках ОРВИ? Вообще растить детей довольно геморройное занятие, изобильный вы наш, особенно, если привык часами отмачиваться в спа-салоне, внутри кедровой бочки.

— Всё шутите, нянечка?! — замирает Адону с ножом и вилкой, при этом меня досадно отвлекают его крупные жилистые руки с красивыми длинными пальцами. — С чего вы взяли, что я завсегдатай спа-салонов?

— Со всего, — усмехаюсь, наматывая на вилку спагетти с морепродуктами.

Валерий приподнимает правый уголок рта и кривится в неком подобии смертоносной улыбки.

— Становится понятно, почему долговязый сбежал от вас.