— Дяденька, а у нас скоро снова логопед. Но вам луче заехать за мамой, она за гоодом лаботает, игает с мальчиком Гошей и очень спешит ко мне в сад. Ей тяжело в сад, потом из сада,— растягивает Каролинка, по-детски забавно и наивно размышляя, и мне приходит в голову, что  нужно поработать над её тактичностью.

Но она такая милая. Мы с Железным смеёмся одновременно. И мои щёки снова краснеют. Это всё безусловно пустые глупости, и никуда он не приедет. У него есть девушка и неотложные олигархические важности. И нет никакого дела до бедной няни и его, а может, и не его, ребёнка.

Но вот что удивительно: в среду, покидая дом Петра, у ворот я действительно обнаруживаю автомобиль Валерия. Высокий темноглазый красавец выходит ко мне навстречу. И я теряю дар речи, причём полностью, что уже и терапевтическое лечение не поможет. А заодно и добрую половину воздуха в легких. Зардевшись как маков цвет, я смотрю на него помутневшим взором, совершенно забыв, что люди делают, когда впервые за день встречают друг друга. Растерявшись, колоссально туплю и не понимаю, как такое вообще возможно?

— Здравствуйте, нянечка, мне кажется, мы торопимся, — подтягивает рукав пиджака и смотрит на часы.

— Ох да.

— Не хотите со мной поздороваться?

— Ага, да, извините. Здравствуйте, Валерий Германович, мы сегодня с Гошенькой новый тоннель опробовали. И теперь у меня челюсть свело, спина болит, крылья от напряжения подрагивают, а хвоста я и вовсе не чувствую, поэтому не сразу сообразила, что нужно поздороваться.

Адону щедро и ярко хохочет, открывая для меня дверь автомобиля.

— Нянечка, да вы находка для любого мужчины. У меня сегодня был жуткий день, а я смеюсь тут с вами. Замечательно. Красивая женщина с чувством юмора — это просто подарок.

Красивая?! Красивая?! Ёлки-моталки, красивая? Он вслух и ртом сказал, что я красивая?!

Осознав произнесенное им, я краснею, как вечерняя заря, как девушка застигнутая в неглиже, как слабовольная фанатка, перед которой предстал королевич в одних панталонах. Боже ты мой. Он. Назвал. Меня красивой!

Опустив пятую точку на сиденье и поймав своё  охмелевшее отражение в зеркале заднего вида, я едва осознаю, где нахожусь. Это же опять «уиии» в чистом виде. Из эйфории и густого тумана, в котором плавают мои ватные мозги, меня вырывает женский голос. Глянув в окно, я замечаю изменницу Луизу. Она как раз возвращается с вечерней пробежки и, заметив меня на первом сиденье, очень удивляется.

Она интересуется у Адону обо мне с таким лицом, будто её кузен посадил к себе в машину дикого снежного человека, который ходит голый по пояс, весь в шерсти, при этом стреляет из арбалета и одновременно докторскую диссертацию пишет.

Что отвечает ей Адону мне не слышно, но настроение стремительно летит к нулю. Она обязательно расскажет об этом гиене, они ведь подруги.

***

Адону садится в машину. Луиза заходит в дом.

— У вас не будет проблем, ну, из-за меня?

— В смысле?

— Ну, ей не понравилось, что вы мне, — запинаюсь, глядя в его красивые карие глаза, — ну, я у вас, — жмурюсь, пытаясь сообразить. — Мы едем куда-то вместе, а у вас ведь Тоня. А они с Луизой подруги.

Это так романтично, что у меня всё тело млеет. Я и шикарный мужчина в не менее шикарной машине. Здесь тепло и пахнет густым мужским парфюмом, и если бы можно было, я бы развалилась в кресле и высунула язык от удовольствия.

Адону улыбается одним уголком губ.

— Когда вы говорите «Тоня», вас так забавно перекашивает.

— Ничего меня не перекашивает.

— Перекашивает, ещё как перекашивает, — Адону переходит на какой-то странный заговорщицкий шёпот.