Не баба, мысленно добавила я, и тоже горько стало. Мне хотелось быть красивой, только не умела, не находила храбрости в себе. Особенно с Булатовым. Страшненькой быть проще. 

— Потише пожалуйста, попросила я. — У меня сын спит. 

— Сын, — улыбнулся пьяно Булатов. — У меня тоже сын есть. Только это засекреченная информация. Мне нужно с кем-то об этом поговорить, а ты это уже почти я. Тебе можно верить. 

Я посмотрела на босса. Два года я решала все его вопросы и не подозревала даже о наличии у него ребёнка. Что разведен был, знала, но ребёнок… 

— Жена была беременна на момент развода, — продолжил он. — Грязно мы развдились… она решила отомстить и заодно подзаработать. Знала, что ребёнка не брошу. Звонила, издевалась, говорила, что никогда не найду их. Требовала денег. Я давал… чтобы не навредила ребёнку. Я бы все деньги отдал взамен, но ей нравилось, что я страдаю. 

— Я не знала, — растерянно произнесла я. 

— Никто не знает, — отмахнулся Булатов. — Господи, Дарья, твоим кофе можно дырки в людях прожигать. 

Я не обиделась — во мне горело сочувствие. Теперь я знала, каково иметь ребёнка. И мне страшно представить, каково его лишиться. Не хочу об этом думать. Я никогда не видела своего босса таким уязвимым. Он всегда был так равнодушен ко всему… 

— Вы его найдёте, — ободряюще сказала я. — А ваша жена не обидит ребёнка, она же мать. Она его любит. 

— Эта никого не любит, — покачал головой Булатов. — И да, я найду своего сына. Она ввезла его в Россию почти девять месяцев назад, представляешь? По левым документам. Как девочку ввезла… Элла Стивен он, черт. Кто бы стал подозревать что Элла Стивенсон, которой едва больше года, мой сын? Да никто… она пробыла в России две недели. А потом уехала без ребёнка. Что это значит, Дарья? 

— Что? 

— Что он в России, Дарья. 

Вскинул резким движением опущенную до этого голову, посмотрел прямо мне в глаза. Его глаза — тёмные. Подбородок и щеки заросли тёмной щетиной. Скулы обозначились резче — похудел. Алкоголем пахнет, но он не выглядит пьяным. Просто сильно-сильно уставшим. И я так сопереживаю его горю, что в первый раз смотрю на него не как на авторитарного босса, а как на человека, который не может управлять всем. Мне просто по человечески его жаль. И желания совсем странные. Хочется опуститься рядом с ним на пол, прижать к своей груди его заросшую голову — Рита так и не записала его к барберу, прижать и гладить по волосам. Может даже поцеловать в макушку. И плакать, потому что страшно за маленького мальчика, который один где-то в такой необъятной России. Как давно я плакала в объятиях мужчины? Вечность назад. 

— Вы найдёте его, - говорю, и конечно же не делаю ничего из того, о чем мечтала. 

— Да, — тихо говорит Булатов. — Да. 

Свет горит только на кухне, мы сидим в тёмной прихожей, я на табуретке, Булатов на полу. И я вдруг понимаю, что так близки мы никогда не были, и никогда не будем. 

Дверь моей спальни открывается тихо. В проёме стоит Сенька. Маленький и серьёзный. Смотрит на меня, как всегда, молча и выжидающе. 

— Он боится пьяных, — тихо говорю я. — Карим Амирович, вам лучше уйти. 

— Без проблем, — отвечает Булатов. Тяжело поднимается на ноги, все же поворачивается к Сеньке. — У меня тоже пацан есть. Сын. Вот найду его, дружить будете… 

Дверь за ним закрывается и мы с Сенькой остаёмся в полной тишине, которая больше не кажется уютной. 

11. Глава 11. Карим

Мне кажется, я разучился спать. Тратить время на сон было просто грешно. Карина приехала в Россию с ребёнком, а уехала без него. Мой сын где-то здесь. В Европу я не поехал, какая Европа, если сын где-то здесь. Огорчало только то, что Россия огромная. И пугала неизвестность. Что с моим сыном? Жив ли? Здоров? Не в опасности ли он сейчас? Стол ко вопросов, все, как один страшные, ни на один нет ответа.