Юлия совершенно растерялась — она жила в уверенности, что такие отвратительные ситуации ежедневно происходят с кем-то другим, но никогда не произойдут с ней. Родители боготворили ее, денежный доход семьи заставлял женщин заискивать перед ней, а приятная внешность побуждала мужчин быть галантными. Один лишь Вадим позволял себе повышать голос, но он был мужем Юлии. Впрочем, от Саши она ожидала этого ещё менее, чем от кого-либо ещё. Он всегда держался с ней шутливо, хвалил ее милое лицо, иногда она угадывала в его голосе сочувствие, ведь Саша видел, что Вадим совсем не ценит жену. Словом, Сашино отношение к себе Юлия расценивала как положительное. И вот он публично ее оскорбил, а ей даже нечего ответить, до того она не готова к этому.
Зато ее мать не отличалась робостью. Алёна Михайловна метнула на Сашу огненные стрелы выцветших голубых глаз и погорланила на весь дом:
— Закрой рот! Чего это ты раскомандовался? Я тебе сейчас устрою. Ишь чего удумал — воспитывать мою дочь.
Юля в испуге дёрнулась и своим видом, по мнению Вадима, стала напоминать глупую овцу. Бедный Арсений чуть не плакал, дрожащими руками он полез в пакет для мусора за злосчастным кольцом. Саша не повёл и бровью, только при взгляде на Арсения его губы болезненно дрогнули. Он сделал громкий вздох, лицо полыхало страшной яростью. В этот момент Вадим припомнил, как именно выглядел брат в день смерти Лидии.
— Да, Юленька, — Саша исковеркал Юлино имя таким неприятным тоном, что она неосознанно втянула голову в плечи, — я, пожалуй, не буду учить тебя манерам, так что перестань трястись. Не слишком охота мараться в такой грязи, тем более здесь присутствует сама первопричина. Твоя мамаша научила тебя вести себя как хабалка? Отвечай, чего молчишь? Ты можешь раскрывать рот только на забитых твоей же матерью детей, которые не могут ответить? Мне дать по рукам не хватит духу? Что ж, твоя мать посмелее, с неё это станется. Посему продолжу разговор с ней, а тебе дам добрый совет не подавать более голос в этом доме, дабы не провоцировать меня на грех. Ну, Алёна Михална, сейчас я погляжу, как вы будете разговаривать со мной. Не разочаровывайте меня, как ваша дочка с зятем. Вы же попытаетесь отстоять свою скотскую позицию к единственному внуку?
— Не собираюсь я с тобой разговаривать, тварь подзаборная. — Алёна Михайловна, как и все нагловатые люди, была ошарашена, столкнувшись с ещё большей беспардонностью, чем обладала она сама. У неё на языке так и вертелись самые грязные ругательства, в мыслях она перемешала этого недоноска в фарш, но голос, ставший каким-то кротко-пискливым, только лишь произнес: — Совсем уже.
Саша засмеялся, громко и от всей души. Вадим и Вера отметили, что давно не слышали у Саши такого полнокровного смеха.
— Что, все? — продолжал смеяться Саша. — Я был о вас более высокого мнения, признаюсь честно. Видишь, Вадик, твои жена и тёща — всего лишь трусливые мыши. Я это говорю к тому, что тебе можно перестать перед ними дрожать, как мелкая породистая шавка, и потихоньку начинать заступаться за сына.
Вадим уловил в словах брата справедливый укор, оттого предпочёл промолчать. Сделал вид, что не слышал, уткнувшись в телефон. Однако Сашины слова возымели своё действие, Вадиму хотелось провалиться сквозь землю от стыда за свою трусость.
— Значит, послушайте меня внимательно, обращаюсь ко всем, кто здесь сидит. — Сашин голос резал воздух, словно металлический нож. — За Арсения есть теперь кому заступиться. Если какая-нибудь тупая курица позволит себе поднимать на моего крестника свою худосочную лапу, если какая-нибудь зажравшаяся свинья откроет в его сторону свой хабалистый рот, если какой-нибудь баран будет тупо смотреть на это и ничего не предпринимать, то пусть вам всем поможет Господь Бог.