— Ну, что сказать, Вадим. Я переношу огромную потерю в лице вашего Павла. Вот это голова! Я видел его сегодня утром, он отказывался со мной встречаться, он теперь предоставлен самому себе. Его инвалидность делает работу на меня невозможной. Я ищу человека на его место. Первым делом на правах твоего тестя предлагаю работу тебе. Займи место Павла, или его займёт кто-то другой. Конечно же ты у нас не семь пядей во лбу, прямо скажу, но пора взяться за ум. На тебе моя обожаемая дочка и мой внук. Становись уже мужчиной и содержи их. Я давно и без обиняков говорил, что меня не устраивает твоя праздная жизнь раздолбая и сосунка. Тебе выдался случай себя обозначить.

Вадим в ужасе вскочил с кресла и уставился на Евгения Левина страшными глазами. Он силился ответить, но рот по-детски беспомощно дрожал.

Вадим недоволен, что папа опять его оскорбил, решила Юля. Отец всегда разговаривает с ее мужем самым презрительным тоном. Даже сейчас едва ли кто при самой длинной уничижительной лекции мог вылить столько презрения на человека, сколько отец вылил на Вадима одним своим взглядом.

Но тот думал не о своём оскорбленном достоинстве. Из всей речи тестя он услышал только одну фразу, и эти слова навсегда повергли его в ад:

«Займи место Павла или его займёт кто-то другой».

Дурная фраза означала, что для любимого брата все кончено. Его место займут другие. Вадим будет занимать его должность. Саша ляжет на его половину кровати рядом с Лидией. Отец будет пить из его кружки.

Или ещё глобальнее. Какой-то другой мужчина будет стоять вместо Павла в ЗАГСе в качестве жениха и на руках перенесёт через порог дома молодую жену. Какой-то другой мужчина поцелует вместо Павла в лоб новорождённого сына. Какой-то другой мужчина совершит вместо Павла стометровый забег и удостоится золотой медали. И так можно представлять до бесконечности. Все кончено.

Все кончено. Вадим осознал, что он теперь стыдится жить, стыдится своих ходячих здоровых ног.

Мысль эта повергла Вадима в столь ужасное смятение, что несколько минут он колебался, не легче ли раз и навсегда покончить с этой бедой, наложив на себя руки. Когда впоследствии Павел сделал то, о чем Вадим только подумал в порыве отчаяния, Вадим ощутил ещё большую связь с навсегда утерянным братом, будто именно он одновременно находился с ним в материнской утробе, а вовсе не Саша.

Добродушное мальчишеское лицо Вадима высохло и злобно заострилось. Им завладела ненависть.

Вадим не смог, подобно родителям, найти утешение в вере и проповедях отца Андрея. Он и раньше не задумывался о религии, но сейчас ощутил со стороны высшей силы предательство. Он не считал Бога милосердным и не сумел к Нему прийти.

Также Вадим не смог, подобно Саше, скинуть с себя груз вины.

— Вадик, при чем здесь я? — раздраженно отвечал брат на обвинения Вадима в инвалидности Павла. По его смерти ответ Саши был аналогичным. — Ты так говоришь, будто я спровоцировал эту аварию. В крови Павла был алкоголь. Для трезвенника вроде него преступление — садиться за руль, залив глаза. Понятно, что ему дало по шарам. Твои обвинения мне непонятны, не нужно сваливать на меня ответственность за деяния Павла. Я ничего ему не сделал. Я люблю Лидию, она тоже любит меня. Не нужно внушать мне ложное чувство вины. Тебе меня не запугать.

Вадима слова брата не впечатлили. Он возненавидел Сашу, Лидию, тестя, жену и грелся в лучах своей ненависти к ним. Ненависть принесла ему желанное утешение, она на долгие годы стала религией Вадима.

Религиозный фанатизм мужа Юля ощутила сполна. От его первого бранного слова в ее адрес до того раза, когда Вадим в бешенстве толкнул ее так, что она упала и ударилась плечом. Под Юлины всхлипы Вадим просто ушёл вместо извинений и попыток утешить обиженную им жену. Он так и не сказал ей, что ему жаль. Рукоприкладство больше не повторялось, только оскорбления и грубый неприятный тон при каждом слове, но и этого было довольно.