Пачка за день улетает. Да что же такое.
Тим: Нашли. Она была дома. Заперлась с героином и пыталась ширнуться. Успели.
Пф-ф-ф, плевать. Набираю сообщение, которое точно не понравится остальным.
Никита: Надо было еще полкило дури подкинуть, чтобы наверняка. Один раз и все. Мементо морэ — моментально в море».
Чат взрывается всеобщей истерикой. Особенно яростно психуют дамочки и неуравновешенный молодняк. Хмыкаю и с интересом наблюдаю за потоком оскорблений в мой адрес, но ни одно из них не достигает цели.
Руслан: Циничный ублюдок.
Карина: Свинья ты, Воронцов! Сам недавно был таким же!
Ира: Люди ниже социальным статусом для тебя вообще никто? Кем ты себя возомнил?!
Отправляю картинку со средним пальцем, затем закрываю приложение, прикрываю глаза и прикуриваю сигарету. Дым заполняет салон, поэтому я опускаю окно и разглядываю мелькающие дома с живыми оранжево-желтыми огоньками.
Где-то там семьи вместе ужинают, парочки целуются и занимаются сексом. Кто-то вовсе в одиночестве дрочит на порнушку в интернете под пельмени. Не мир, а сказка. Все эти люди живут иллюзиями и лживыми идеалами, которые им навязывает общество.
Мы все ими живем.
Притворяемся, что нам есть дело до других, и пытаемся сочувствовать кому-то в его горе.
Вранье.
Ромино отношение тоже ложь.
Он оправдывает себя, лечит. Помогу несчастному парню, которого вытащил из лап сумасшедшей тетки — стану героем и рыцарем. Потешу внутреннее «я», положу на алтарь жизнь во имя спасения убогих.
— Никита?
Я не слушал тебя, извини.
— Давай, пожалуйста, договоримся, что отныне ты не станешь так резко пропадать? Мы очень за тебя волнуемся, — вновь заводит шарманку Рома, когда въезжаем во двор моего дома.
Хмыкаю, тушу сигарету о ладонь и хватаюсь за ручку. Аня морщится, а я распахиваю дверь и ерничаю:
— Конечно. Сыграем в семью, будем пить в обед чай с печенюшками, а по вечерам делиться секретиками.
Рома снова заводится.
— Воронцов! Куда ты пошел? Я не договорил!
Поворачиваюсь и, разведя руки в стороны, пожимаю плечами.
— Просто брось меня. Баста, Сташенко.
Мой хохот разлетается по темной улице и отражается от бездушных стен. Задрав голову, рассматриваю фонарь под навесом. Соседи трижды перекрестились и вызвали полицию. А кто-то еще не спит и наблюдает из окон за моей истерикой.
— Я наркоман, порченый товар, плохой мальчик. Аларм, беги! Иначе девушку у тебя отобью, — машу на прощание, игнорируя крики в спину.
В подъезде, где пахнет моющим средством и тихо шумит телевизор в подсобке вахтера, я сползаю по стенке. Ткань футболки шуршит от соприкосновения с шершавой поверхностью.
Дом элитный: не страшно сесть на пол или прислониться к чему-либо. Ни оплеванного лифта, ни загаженных углов. Без опаски устраиваюсь на холодном бетоне, вытягиваю ноги и достаю из смятой пачки последнюю сигарету.
Перед глазами жуткая картинка с предупреждением от Минздрава — рак легких. Какая гадость.
Собирать бы дальше пыль, но меня накрывает маленькая тень. Кто-то настойчиво тянет за рукав, пытается поднять. Открываю один глаз, затем второй. Вижу спутанные светлые волосы, испуганный взгляд и худое лицо с хрустальной кожей.
— Ты мешаешь мне морально разлагаться.
Девочка молчит, губы поджаты, но с упорством носорога она толкает меня в бок и знаками выказывает беспокойство.
— Что опять? — позволяю ей прижаться крепче и утыкаюсь носом в светлую макушку, когда Васька забирается на колени.
— Она опять не ложилась, тебя ждала. Где ты шастал?!
Не люблю детей. Никаких. Ни подростков, ни маленьких пупсов, как из магазина игрушек. Они гадят, орут и постоянно что-то требуют.