― Пока, детка, ― Миша чмокает меня в щеку.

― А-а, да, пока… ― двигательная и речевая активность возвращаются ко мне лишь тогда, когда мужчины сталкиваются в дверном проеме, выходя из кофейни. Усмехаются, переглянувшись друг с другом, и Миша пропускает Жарова вперед.

С улицы залетает порыв студеного воздуха. Я зябко обнимаю себя руками за плечи и делаю несколько шагов вперед, прослеживая за их передвижением из окна. Они подходят к машине Миши, уткнувшись в свои телефоны, затем еще раз жмут руки, и Паша идет к своему красному кроссоверу, припаркованному в конце ряда.

Первым стоянку покидает Жаров. Следом за ним Миша. Разъезжаются в разные стороны. А я… наблюдаю за тем, как отдаляется призрак моего прошлого, из кожи вон лезущий, чтобы перестать быть им.

Зачем?

В смешанных чувствах я возвращаюсь на кухню, автоматически поддерживаю беседу с Вероникой, не вникая в ее суть, включаю конфорки и продолжаю делать свою работу. Но запал исчез, и я функционирую за счет чистой механики. А голова в бурном темпе забивается барахлом в виде воспоминаний.

Почему мне так тяжело отпустить прошлое и простить за все Жарова? Почему именно он забыл обо всем? Почему судьба вручила столь щедрый подарок ему, а не мне?

Нечестно.

14. Глава 14

ПАВЕЛ

Я снова просыпаюсь посреди ночи в холодном поту, сдираю с матраса простынь, наволочку с подушки, закидываю промокшее постельное белье в стиралку и достаю из шкафа новое. Выполняю ряд действий на автопилоте, мозг в отрубе, а руки действуют сами по себе.

Принимаю пятиминутный душ, смывая с кожи липкость, и возвращаюсь в постель. Я закрываю глаза и пробую уснуть, но без толку. Бон-Бон мурлычет рядом, и будто чувствуя мое внутреннее беспокойство, не может найти для себя удобное место.

Под сомкнутыми веками вспыхивают смутные образы. Тьма рисует воспоминания, надвигающиеся издалека, болезненные, неистребимые. Жестоко заставлять меня помнить афганский ад и стереть часть моей мирной гражданской жизни «до». Я не раз жалел о своем импульсивном решении бросить учебу, поступить на службу и после успешного завершения подписать контракт. Если бы я мог отмотать время назад, то непременно бы воспользовался шансом и сделал все по-другому. Не стал бы обходиться с собой так жестоко.

Я жаждал доказать матери, что сыт по горло ее опекой. Она сюсюкалась со мной, как с восьмилеткой, и игнорировала мое стремление к независимости. Я рвался оставить позади зону комфорта и встретиться лицом к лицу с настоящими испытаниями. Решил поиграть в героя. Отец предостерегал меня, но я лишь смеялся.

Я был дураком… беспечным юнцом, возомнившим, будто ему море по колено.

Я видел, как гибли мои товарищи по службе.

Я мог умереть.

Нет.

Я был мертв и вернулся к жизни благодаря чуду, не иначе. Но часть меня остается погибшей. Эту частичку души не реанимировать, не вырвать ее, чтобы избежать распространения некроза.

С вымученным хриплым стоном я хватаюсь за левое плечо и ощущаю, как новая волна лихорадочного жара проносится через всего меня. Нахожу большим пальцем уплотнение и надавливаю им на шрам от пули, сквозь стиснутые зубы выцеживая воздух из легких.

Телесные раны давно зажили, но фантомная боль продолжает истязать. Порой прижимает так сильно, что я дезориентируюсь в пространстве и понятия не имею, куда себя деть, как вернуть контроль над сознанием, охваченным агонией.

Я перекатываюсь на бок, свешиваю ноги с кровати и сижу, сгорбив спину. Растираю плечо минуту, две. Перемещаюсь на пол и начинаю отжиматься, как остервенелый. Боня выбегает из спальни. Она сторонится меня, когда я малость слетаю с катушек.