– Мне? В твоей компании?! – опешила девушка.

– Насколько мне известно, это как раз по твоей части: образование, да ещё и полученное за рубежом, позволяет. Как я могу губить такой талант, вынуждая работать служанкой или уборщицей?! Видишь, я же говорил, что очень щедр и великодушен, – говоря, он наматывал кончик её косы на палец, потом выпускал получившуюся спиральку и снова наматывал. – Кто ещё предложит тебе сейчас подобную должность, да ещё и с достойной зарплатой?! Цени мою доброту, Ева, я ведь в любой момент могу передумать…

Евангелина, которая действительно уже давно хотела работать и стать самостоятельной, почти потеряла надежду, что ей удастся встать на ноги и вылететь из-под крыла опекавших её мужчин. Кто бы мог подумать, что такую возможность предоставит ей не отец и даже не муж, а… считай, враг?

9. Глава 9

– Я… должна подумать…

Ева попыталась высвободить косу из пальцев Максима, но он не пустил, а его взгляд по-прежнему не отрывался от лица девушки.

– Хорошо, Ева, думай, – позволил он. – Думай. Но не забывай, что лечение твоего отца не терпит отлагательства. И хотя я искренне желаю, чтобы он подох как можно скорее (не смотри на меня так, говорю как есть), но готов помочь тебе поставить его на ноги.

– Почему? – спросила она, также изучая его лицо, запоминая и записывая в памяти все изменения, которые произошли с Максимом с тех пор, как он был школьником. Узнавая и одновременно не узнавая в нём того нелепо одетого одноклассника, что подошёл к ней на дискотеке. Сейчас никто бы не осмелился даже предположить, что этот элегантный и (чего уж греха таить) весьма и весьма привлекательный мужчина с несколько хищным прищуром тёмно-зелёных глаз был когда-то презираемым всеми мальчишкой, который тем не менее гордо сносил звание изгоя и не боялся противостоять толпе. – Зачем ты всё это для меня делаешь? Вернее, собираешься сделать?

– А сама не понимаешь?

– У меня есть пару версий, но я бы предпочла услышать ответ от тебя.

Максим ещё пристальнее вгляделся в обращённое к нему лицо девушки, на котором читался вопрос. Похоже, она действительно не понимала, но у него не было ни малейшего желания объяснять настолько элементарные вещи. Более того, в душе снова зашевелилась обида. Неужели ей так трудно осознать, что простой работяга, которым он был когда-то, впахивал до седьмого пота главным образом для того, чтобы подняться, занять достойное положение и дотянуться, наконец, до недоступной в былые годы принцессы?! Неужто она забыла тот позор, который он пережил на дискотеке и после неё, когда посмел покуситься на то, что в его жалком положении считалось недосягаемым?

Ну да, она ведь тогда молча отвернулась и гордо ушла, а теперь словно и правда не понимает, какую лавину грязи и издевательств спустила с цепи с этим своим (вроде бы) невинным поступком. Как больно ему было смотреть на её удаляющуюся спину и понимать: всё кончилось, даже не начавшись, и как хочется встряхнуть в глупой надежде, что у неё откроются глаза и она всё же поймёт: он больше не грязь у неё под ногами, а достоин стоять на той же ступени и претендовать на место рядом с ней. Да, «из грязи в князи», да, бывший нищеброд, но зато сумел выползти из беспросветной нищеты и даже сбросить с «Олимпа» её зазнавшегося папашу.

Хотя нет, по-настоящему ему больно именно сейчас, потому что Евангелина находится всего в десятке сантиметров и при желании он запросто может не только до неё дотронуться, а сделать ещё массу вещей, о которых мечтает уже не один год, но в то же время она настолько далека, что кажется чужой. И пусть она не такая, как её самоуверенные родители, и не говорит гадости ему в лицо, но молчание подчас бывает куда ужаснее самых гадких слов, молчание в тот самый момент, когда ты ждёшь хотя бы одного-единственного слова.