Его пальцы, игравшие с её волосами, замерли, а потом выпустили девичью косу, из-за чего на лице Евы отразилось явное облегчение, ещё больше задевшее Макса. Так, значит, да? Старый недостиранный мишка нам ближе живого человека? Максим глядел на несчастную игрушку, которую девушка так отчаянно прижимала к себе, словно отгораживаясь от собеседника, и, к собственному стыду, отчаянно завидовал этому медведю, который прильнул к груди Ланской и был для неё таким желанным и важным. Почему, почему она так сердобольна по отношению к неодушевлённому предмету, но столь жестока к человеку, который, как оказалось, этот предмет воплощает?!

– А ты трусишка, Ева… – констатировал Державин. – И что-то мне подсказывает, что как минимум в одной из твоих версий я предстаю едва ли не кровожадным драконом, вознамерившимся испортить жизнь принцессе и помучить её перед тем, как сожрать…

– Максим…

– О, ты впервые назвала меня по имени, – перебил он. – Я уж было начал волноваться, не забыла ли ты часом, как меня зовут. В школе… ты ни разу со мной не заговорила, даже когда я обращался к тебе. А я ведь не пустое место, Ева. Что, поддалась общему настроению? Считала ниже своего достоинства даже слово молвить такому, как я? Или папочка запрещал?

– Запрещал, – зачем-то призналась она, хотя была совсем не настроена с ним откровенничать. Не после того, как он поступил с её семьёй. – А сейчас… я сама не хочу говорить, потому что ты… ты… – Ева не находила слов, чтобы выразить все те обиду и возмущение, которые её одолевали.

– Тогда я просто дам тебе время передумать… и захотеть, – добавил Макс двусмысленным тоном.

– Очень сомневаюсь, что это когда-то произойдёт, – пробурчала она, отворачиваясь и утыкаясь подбородком в голову медвежонка. – Лучше с ним поговорю, чем с тобой.

– Ты ещё поцелуй его возьми.

– А вот и поцелую! – она воинственно чмокнула мишку в затылок. – Он по крайней мере не сделает мне подлость и не нанесёт удар в спину.

Послышался шумный выдох, но Ева не решилась взглянуть на Максима. Если так посудить, сейчас именно он тут хозяин и не в её интересах качать права, но изнутри продолжала жечь обида на несправедливость всего произошедшего. Надо быстро собрать остаток вещей и поскорее покинуть дом, пока Державину и правда не взбрело в голову запереть её тут как в клетке.

– Ладно, собирайся давай, пока я не передумал… – он поднялся с подлокотника и отошёл к окну. – Что же касается твоего вопроса… Когда у тебя останется одна-единственная, верная, точка зрения, тогда и озвучишь. Надеюсь, тебе не понадобится слишком много времени, чтобы понять…

Евангелина поспешила подняться с кресла и таки сложила игрушку в чемодан, после чего принялась за другие вещи. Потом, оглядевшись, подошла к тумбочке у кровати и взяла с неё рамочку с фотографией на фоне чёртового колеса, где привычно суровый отец по-хозяйски положил руку на плечо мамы, а та в свою очередь приобняла стоявшую между ними двенадцатилетнюю Еву в клетчатом летнем платье. Сколько же лет прошло с тех пор, как сделано это фото… Кажется, целая жизнь.

Они тогда в кои-то веки пошли в парк развлечений все вместе, настоящей семьёй, потому что у отца отменилась воскресная встреча, но радости Евангелине это принесло мало, потому что Ланский чётко регламентировал, на какие аттракционы ей можно ходить, а на какие, по его мнению, нельзя, да и мороженое разрешил купить только после пятой просьбы, опасаясь, как бы она не простудилась.

– Что, хороший был денёк? – Максим, как оказалось, подошёл со спины и тоже разглядывал фото. – Воспоминания о счастливом и беспроблемном детстве?