Со временем часть сморгов покинула свою систему. Некоторые – на оставшихся кораблях научных миссий, другие – в спасательных челноках орбитальных станций. Они ощущали себя изгнанниками, покидающие руины родного мира. Но окружающий мир встретил их не как спасённых, а как прокажённых.

Сморгов никто более не слушал, им не задавали вопросов и не вникали в объяснения. Их просто обвиняли, и обвинения были яростны и многочисленны. Их считали теми, кто собственными руками стёр свою цивилизацию с лица мира – разрушителями, создавшими смертельный геномовирус. Их сдержанные, аккуратные и честные попытки как-то объяснить произошедшую трагедию воспринимались как жалкие оправдания. А сдержанность, как известно, всегда проигрывает ярости.

Сморги были сильны в науках – особенно в синтезе веществ, создании молекулярных шаблонов, генной инженерии и биосимбиозном клонировании. И как это часто бывает, их способности привлекали тех, кто искал выгоду и наживу, а не смысл. Преступные картели, теневые корпорации, торговцы оружием – все они быстро поняли, какую пользу можно выжать из сморгов. Достаточно было лишь предложить иллюзию понимания или жалкую симуляцию родины, и сморги соглашались. По сути, у них ведь и не было никакого выбора в этой нелегкой борьбе за выживание. А ещё была наивная вера в то, что когда-нибудь их снова примут как равных. Ну а когда их разработки и открытия приводили к трагедиям, никто не думал о том, кто именно стоял за этими разработками – виноваты, бесспорно, были они, сморги.

Вот так, довольно быстро репутация великого народа, некогда почитаемого за точность мысли, скромность и великие научные достижения, превратилась в нестираемое клеймо. Сморги стали символом разрушения, образцом неудач и предупреждением. В архивах одних – как случай галактической трагедии, в упоминаниях других – как доказательство, что сморги опасны.

Но те, кто смог пережить трагедию, всё же что-то робко сохранили в своем сознании – не столько память о былом величии, сколько ощущение правды, которая хоть и была утеряна, но не исчезла. Она просто ждала момента, когда кто-то снова её найдёт.

Среднестатистическому человеку может не хватить и целой жизни, чтобы осознать, насколько всё суетно и мимолётно. Сморгу же хватило нескольких часов. К исходу второго дня Арма в полной мере начала ощущать, каково это – оказаться в замкнутом пространстве с вездесущим сморгом, и что космический вакуум за бортом – не самое плохое место, чтобы катапультировать туда все свои блоки, процессоры, матрицы и интегральные схемы и навсегда бесследно раствориться в бесконечных просторах вселенной.

– Знаешь, – задумчиво сказал Сморг, усевшись посреди коридора в инженерном отсеке с тарелкой протеиновых галет и любимым компотом, – Если во вселенной всё состоит из циклов, тогда наша жизнь – это просто сбой в системе. Такой короткий и случайный сбой. Просто временный всплеск энтропии с глазами.

– Сколько ты уже не спишь? – поинтересовалась Арма с лёгкой тревогой. – Или ты только что выспался и теперь собираешься сполна отомстить мирозданию за подобный порядок?

– Я в режиме размышлений, – сообщил Сморг. – Это как медитация, только с вопросами.

– Недавно ты интересовался взаимосвязями понятий «пространство-время» и «флуктуационный изгиб», – напомнила ему Арма.

– Что ж, это необычное сравнение навело меня на определенные мысли, – задумчиво ответил Сморг, – Мне кажется, что пространство-время изгибается в ту в сторону, где его лучше понимают!