Сонька отвернулась от Егора и вытерла ладошкой глаза. И Егору стало ее невозможно жалко, так жалко, что он сам чуть не разревелся.

– Слушай, – сказал он, – а давай я с тобой пойду. Вместе отнесем подарок. Что она вдвоем нам сделает?

– Правда? – Сонька обернулась.

Ее глаза, красные и мокрые от слез смотрели на Егора с таким восторгом и восхищением, что Егор смутился.

– А что такого, – нарочито беспечно ответил он, – принесем подарок, зажжем свечку, потушим и все дела. Ничего она тебе не сделает, я же рядом буду.

Сонька взвизгнула от радости, подскочила к Егору и обняла его. Но тут же испугавшись своей радости отпрыгнула, схватила Лизку на руки и закружилась вместе с ней, громко смеясь. Лизка, напуганная внезапным приступом веселья, испуганно залаяла на руках у Соньки и вырвавшись пустилась наутек.

***

Собака давно перестала копать и носилась вдоль забора. Она звонко лаяла на толстого пожилого мужчину с бульдогом на поводке, стоявшего на автобусной остановке, через дорогу от кладбища. Ни толстяк, ни бульдог не обращали на Лизку никакого внимания.

Егор посмотрел вверх. Туман окутывал железные прутья забора, они казались бесконечными, теряясь в вязкой пустоте. Кованые узоры, соединяющие прутья, выглядели устойчивыми. Егор поставил ногу на завиток, схватился рукой за другой и, медленно переставляя ноги по завиткам, полез вверх. Он не собирался оставаться на кладбище. Он упорно двигался вверх. Холодные прутья обжигали кожу рук, ноги скользили, но, сколько бы он ни старался, прутья не кончались.Егору казалось, что он лезет уже несколько часов, но, глянув вниз, он понял, что поднялся совсем немного. Он хорошо видел собаку: та сидела возле заросшего травой неухоженного могильного холма, и, удивлённо задрав голову, следила за ним. Поймав взгляд Егора, Лизка вскочила, встав напротив потемневшего от времени памятника с большой чёрно-белой фотографией и полустёртыми буквами, виляя хвостом, начала лаять. Руки Егора онемели, держаться за прутья становилось труднее. Он глубоко вдохнул, пытаясь уменьшить дрожь,

“Нужно отвлечься,– думал он,– вспомнить что-то хорошее”.

Он смотрел на лающую собаку, желая понять, чего та так радуется. Затем перевел взгляд на памятник до рези в глазах вглядываясь в размытое фото. Свет фар проезжающей фуры лучом прожектора выхватил из утреннего тумана памятник. Детское, немного испуганное лицо, гладко расчесанные на прямой пробор волосы, белая школьная рубашка. С фотографии, неподвижным взглядом на Егора смотрела Сонька. Голова Егора закружилась, он разжал руки и рухнул на землю.

***

В парк, захватив свечку, спички и заколку для волос в виде бабочки, которую Сонька собиралась подарить, они отправились после обеда. Лизка увязалась за ними и конечно, ни Егор ни Сонька не были против. В парке она убежала вперед и Егор то и дело громко свистел, подзывая ее к себе. Раньше они не забирались так далеко и теперь, пробираясь сквозь колючие кусты, где совсем недавно скрылся рыжий хвост, украшенный репейником, Егор громкими звуками подбадривал самого себя.

Кусты закончились. Они вышел на поляну, в центре которой рос высокий, цепляющий ветвями небо дуб. Егор никогда не видел таких огромных деревьев и подумал, что у него не хватит рук обхватить ствол.

– Давай тут, – сказал он Соньке, и та послушно кивнув, достала из кармана спортивных штанов свечу и спички.

Она сделала углубление в земле, воткнула туда свечку и зажгла ее.

– Теперь что? – Егор нервничал.

Ему казалось, что за деревом кто-то прячется и чувствуя на себе чужие взгляды Егор постоянно оглядываясь, вертел головой. Он уже пожалел, что согласился идти с Сонькой.