Я чуть не убил ее тем вечером на ступенях храма, когда наконец понял. Как смеет она держать в плену своего тела мою жену? Касаться моего сердца? Стоять на вершине храма и изображать мою Шамирам?

Однако я сдержался. И был прав. Ужасное расточительство – избавиться от смертной колдуньи, ведь она может быть мне полезна. Шамирам внутри нее спит, разбудить ее – в моей власти. Можно сделать это немедленно, но кто тогда поручится, что она не отвергнет мою просьбу?

О нет, я так не поступлю. Слишком хорошо знаю Шамирам, чтобы надеяться на ее милость ко мне. А вот если в опасности окажутся ее ненаглядные люди… Пусть они ее умоляют, не я.

Тем более смертная сама решила вернуться в Урук. Забрать у нее мое сердце, чтобы не передумала и не отправилась обратно домой, было просто. Теперь она в моей власти. Нужно лишь позаботиться, чтобы она не погибла раньше времени. Пусть наслаждается всеми благами, которые Урук привык дарить своей госпоже, – я не против. Жертва должна быть счастливой, когда придет ее время умирать. Шамирам напитается ее радостью и станет сильнее, чем прежде. А тело смертной сбросит, как змея – старую кожу.

Но это после. Сейчас я должен быть терпелив.

Смертная снова испуганно озирается. Ее взгляд скользит по жрицам, рабыням и стражникам. Падает на меня.

Каменное сердце вспыхивает.

Я прикрываю его рукой и невольно отступаю в тень. Девчонка не может меня увидеть, она человек. Смертным колдунам требуется кровавый обряд, чтобы узреть хотя бы мир духов, что уж говорить про бога, желающего остаться незамеченным.

Но она смотрит. Щурится, кусает губу – так сосредоточенно и в то же время очень мило. Я завороженно наблюдаю. Назови она сейчас меня по имени и попроси вернуть домой, я сделал бы это.

Она отворачивается и вытирает дрожащей рукой пот со лба. А я вспоминаю, что это всего лишь смертная. Испытывать к ней чувства так же глупо, как жалеть статую, пусть и прекрасную. Глина остается глиной, а червь – червем. Меня смущает лик Шамирам, только и всего.

– Великая госпожа изволит шутить, – говорит в наступившей тишине Верховная жрица.

Смертная вздыхает.

– Я же вам объясняю: какая, ну какая из меня богиня? – В ее голосе ясно звучат раздражение и усталость. – Разве боги не владеют магией?

Глупая смертная! Магией владеете вы, люди. Это вам для исполнения ваших низменных, жалких желаний требуются обряд и кровопускание. Нам же, великим богам, стоит лишь повелеть, как все сбудется.

– Разве боги не всесильны? – добавляет смертная.

Наивное дитя! На человеческий взгляд мы, наверное, всесильны, но на самом деле абсолютной властью наделены лишь творцы – Отец и Мать. Мы, их великие дети, во многом подобны им. Во многом – но не во всем.

Верховная жрица осторожно поднимает голову. Я удивленно хмурюсь, потом вспоминаю: Шамирам действительно позволяла своим жрицам вольности. Она даже разрешала им не падать ниц все время. «Что ты, Дзумудзи, зачем? Они почитают меня и без этого».

Окажись она сейчас здесь, как раньше, именно мне бы достался ее гнев – за то, что явился в храм без приглашения.

– Великая госпожа, конечно, всесильна, – говорит Верховная жрица.

– Великая госпожа, может, и всесильна, но я – нет! – отвечает смертная.

Она на мгновение закрывает глаза, и я заставляю себя подойти ближе. Тела людей слабы и хрупки. Что, если она сломается раньше времени?

Девочка вздрагивает, когда я касаюсь ее плеча. Дождавшись, когда ее дыхание выровняется, я убираю руку и отхожу, потому что смертная вновь странно смотрит на меня. Будто и правда видит.