Значит, личное счастье мне и здесь не светит.

Старательно скрывая разочарование, я отвожу взгляд и поправляю волосы. Шляпа исчезла – наверное, ветром унесло. Или кто‐то из обезьян радостно с ней ускакал. Надо было запасную брать.

– Простите, – я снова запинаюсь и потом говорю медленно, пробуя на вкус слова незнакомого языка, – подскажите, пожалуйста, где я нахожусь?

Мальчик с метлой хмурится было, а потом его глаза расширяются так, словно страшнее он в жизни ничего не видел. Даже обидно становится. Согласна, я сейчас не в лучшей форме и с костюмом наверняка не угадала, но не настолько же.

И тут случается странное: я встаю, а мальчик, наоборот, падает, роняя метлу. На колени – лбом в траву.

Э-э-э…

Может, у него обморок? Или припадок?

– С вами все хорошо? – осторожно интересуюсь я, уже догадываясь, что дело в другом: мальчишка выглядит скорее испуганным, чем больным. Он даже как будто побелел, хотя с его загаром это и не особенно заметно.

Может, в этом все дело? Может, он испугался моей светлой кожи? Я однажды читала, что туземцы в Африке принимали белых миссионеров за призраков.

От этой мысли мне смешно.

– Простите! Правда… Не бойтесь, я, честное слово, живая! – Я прижимаю руки к груди и старательно улыбаюсь, чтобы ни в коем случае не казаться опасной.

Конечно, не срабатывает – мальчик только сильнее трясется.

Я осторожно обхожу его, поднимаю рюкзак и отступаю на дорожку.

– Простите… И спасибо!

Остается надеяться, что это не повторится и остальные «туземцы» отреагируют на меня нормально. Если же нет… Я нахожу под одеждой камень, слушаю тихое «тук-тук» и отпускаю. Сбежать можно в любой момент. Но пока еще рано. Сначала разберусь, что к чему.

Все‐таки любопытно: откуда я знаю местный язык? Что‐то мне подсказывает, ответ есть у мальчика-матрешки Дзумудзи. Наверняка и камень именно он мне любезно одолжил – как раз после разговора в кафе. Что же этому Дзумудзи от меня нужно? Он нес какую‐то ерунду про богиню, которая изменяла мужу с человеком, а потом заявил, что человечество в опасности. Эм… Это человечество? В какой опасности? Почему я раньше об этом не подумала? Если все так, то мне здесь быть точно не стоит.

Но можно ли Дзумудзи верить? Мало ли что ему показалось. Я пока никакой опасности не вижу. Да, обезьяны тут бешеные. И мальчик с метлой меня почему‐то испугался…

Я вытираю пот со лба и выкидываю эти мысли из головы. Гадать бесполезно. Увижу Дзумудзи или как его там – спрошу. А пока – вот и ворота. Ох, какие! Сияют так, что глазам больно. Как эти ребята с копьями рядом стоят и даже не щурятся? Может, они как доспехи в музее – одна видимость воина? Или вообще статуи.

Да нет, живые – при виде меня они резво падают сначала на колени, а потом тоже лбом в землю. Да что ж такое!

– Простите, – тихонько говорю я, натягивая капюшон.

Может, дело в костюме? Вдруг я не просто одета не по местной моде, а как… Не знаю, какой‐нибудь здешний злодей?

Ладно, разберемся. Сейчас присмотрюсь, в чем тут ходят, вернусь домой и придумаю, что делать. А если проблема в цвете кожи, то автозагар – отличная вещь. И недорогая. Или солярий – дольше, но надежнее. В общем, разберемся.

За воротами раскинулась огромная площадь. С высоты лестницы она казалась шестиугольной, а снизу – просто необъятной. Меня манит шелест фонтана в центре – женская фигура, окруженная не то леопардами, не то ягуарами, поднимает руки к небу. Вода льется из ее сложенных лодочкой ладоней.

Что‐то в этой статуе меня смущает, но я не могу понять что. Да и не очень‐то получается разглядеть: она позолоченная, а солнце как раз над нею, так что сияет эта дама, как лампочка.