Но все когда‐нибудь кончается, и, конечно, проклятая лестница тоже. До последней ступеньки я добираюсь с полным ощущением, что я мочалка, из которой выжимают пот. Ужас, как тут люди живут?

Зато внизу есть тень – лестница выводит меня в парк. Он похож на сад, в котором я как‐то ночью гуляла. По крайней мере, здесь тоже растут пальмы. Но куда больше сосен, почему‐то приземистых и очень пушистых. А еще – деревьев с ажурными, напоминающими кружево листьями. Они тоже невысокие, с раскидистыми кронами и растут так густо, что земля под ними, наверное, никогда от жары как следует не нагревается, поэтому здесь прохладнее.

Я стаскиваю рюкзак, роняю его на траву, короткую и наверняка подстриженную – очень уж мягкую. За парком точно кто‐то следит, и этот кто‐то наверняка скоро меня обнаружит. Но сейчас мне все равно – я ложусь рядом с рюкзаком и закрываю глаза. В ушах стучит, сознание уплывает. Спа-а-ать! Да, мне бы не хотелось, чтобы мой первый контакт с местными был таким: я в позе морской звезды отхожу от солнечного удара в теньке. Но об этом я подумаю, когда проснусь.

Точно надо заняться своей физподготовкой. Если меня лестница так уделала, то как же я здесь без электричества выживу? Пешком же, наверное, ходить придется? Как люди раньше без метро и машин обходились? Ездили на лошадях вроде.

Представляю себя верхом. Картинка та еще. Да в такой жаре даже лошади сварятся. Может, тут ездят на верблюдах? Этим, наверное, все нипочем. А автобусов, похоже, здесь нет. Печально.

Просыпаюсь я в окружении обезьян. И очень быстро понимаю, что это как белки в московском парке – местный рэкет. Ты мне еду, а я тебя, так и быть, не защекочу до смерти. Белки – страшная сила, когда их больше одной и они решают по тебе пробежаться.

Как выясняется, обезьяны – еще страшнее. Белки хотя бы молчат. А эти визгливо вопят, тормошат меня и скалятся, когда я отбиваюсь. Окрики не помогают. Одна обезьяна и вовсе хлопает мне лапой по рту: мол, заткнись.

Не знаю, чем бы эта сценка «кошелек или жизнь» закончилась, но когда обезьяны уже пытаются вскрыть рюкзак, на дорожке неподалеку появляется человек. Что ж, мое первое знакомство с жителем этого мира происходит именно так: валяясь на траве под деревом, я пытаюсь отбиться от обезьян. Первое впечатление, говорят, самое важное? Тогда я этот экзамен уже провалила.

Человек оказывается смуглым мальчишкой с метлой. Обезьяны при виде него поднимают оглушительный визг и бегут, как злодеи от Супермена. Вжух-вжух – и готово.

«Ты мой герой», – с облегчением думаю я, улыбаясь. Очень хочется посмотреть ему в глаза и понять: здесь я тоже буду одинока или – ну вдруг – есть шанс? Я сперва не решаюсь, а потом думаю: «Была не была!» И старательно считаю про себя.

Мальчик улыбается. Он выглядит младше меня – лет тринадцать, не больше. И такой загорелый, что сразу понятно: у моря живет. А волосы у него черные, очень красивые, вьющиеся. Загляденье.

– Спасибо… – Я замираю, потому что понимаю: это не русский. Новый язык плавный, певучий, но совершенно точно не мой родной. Откуда я его знаю?

Да ладно, Лен, стоило догадаться: ты же поняла записку клинописью!

Допустим. Однако письмо – это одно, а говорить на иностранном вслух – совсем другое. Я даже на английском до сих пор только дорогу спросить могу. А ведь как старательно учила, когда поняла, что хочу однажды вырваться из Москвы и поехать на Неделю моды в Париж и Милан! Была у меня такая мечта. Несбыточная.

Мальчик расплывается в улыбке и опускает метлу. На меня он смотрит точно как и мужчины в моем мире – из тех, что не хотят меня сразу в свой гарем, как Серый. Этот, наверное, вроде Тёмы: у него восхищение на лице написано. А поскольку мы знакомы всего минуту и вряд ли его настолько впечатлила растрепанная девица в мятом костюме, которая не может даже от обезьян отбиться, значит…