─ Арвел, дорогой, ─ пропела она елейным голосом, в котором звучала явная фальшь. ─ А я как раз говорила с Мелиной о том, что ей не стоило так реагировать на твое решение. Ты ведь мужчина и лучше знаешь, как поступать.
─ Не вмешивайся в наши семейные дела, Ривия, ─ с холодным раздражением произнес Арвел, совершенно не оценив одобрение сестры. ─ Лучше сходи и поздоровайся со своими племянницами.
─ Девочки приехали? ─ она по-доброму удивилась и шагнула в сторону. ─ Тогда пойду к ним. Прошу меня простить.
Кивнув мне и брату, Ривия поспешила удалиться. А я тут же окинула зал взглядом, выискивая дочерей.
Адели не хотела ехать на праздник без старшей сестры и приняла решение остаться дома. А Фэйла, наша старшая дочь, училась и жила в Академии уже как год. И при нашем последнем разговоре сообщила, что вряд ли сможет приехать на свадьбу принцессы.
Но раз девочки были здесь, планы Фэйлы изменились, и она все же приехала, о чем меня не предупредила.
И я была рада, что они не приехали чуть раньше. О моем желании развестись с Арвелом они должны были узнать от меня лично в уединенной и спокойной обстановке. Выдранные фразы из контекста их лишь сильнее бы травмировали.
Развод ─ это всегда травма для детей. И знала я об этом не понаслышке, ведь мои родители тоже развелись из-за измены отца, когда я еще была жива в своем мире.
Мне тогда было четырнадцать, как сейчас было Адели. Помню, как маме было тяжело, как она плакала целыми днями, ничего не ела и вообще была похожа на ожившего зомби ─ такая же апатичная и безучастная к окружающему миру, зато способная передвигаться.
Я поддерживала ее, как могла, хотя мне самой поддержка была нужна не меньше, чем ей. Но мама будто об этом даже не задумывалась. Переложила на мои плечи все домашние обязанности вплоть до покупки продуктов и приготовления пищи, оперируя словами: «Маме плохо. Мама сейчас не может».
Правда, когда период ее страданий закончился, начался еще более затяжной период сожалений. А жалела она, что выгнала отца на эмоциях, не думала в тот момент о будущем. Одной ей было тяжело не только морально, но и финансово.
Мама тогда так стала рассуждать: ведь хороший-то мужик был на самом деле, работящий рукастый, еще и отец ее дочки. Ну и что, что гульнул налево. С кем не бывает? Уж лучше мужик с провинностями, зато свой, родной, с которым уже прижилась и притерлась, чем какой-то новый и непонятный, или вообще никакого.
В общем, спустя месяцы сожалений, мама была в полной боевой готовности возвращать бывшего мужа. Только возвращать уже было некого – отец наипрекраснейшим образом уже жил с другой женщиной и никуда уходить от нее не собирался.
И, казалось бы, жизненный опыт моей матери должен был научить меня держаться за свое всеми руками и ногами, бороться до последнего и не отпускать. Но сработало все совсем наоборот.
В отличие от мамы, я была реалисткой и руководствовалась умом, а не эмоциями даже в такой морально сложной ситуации. Я не питала напрасных иллюзий о том, что жизнь после развода не изменится.
Я знала, на что иду, и прекрасно представляла свои перспективы, которые вовсе не были радужными даже в моем представлении. Но здоровая оценка положения, насколько бы плачевной она ни была, давала уверенность в себе и собственных действиях.
Дочек я заметила прежде, чем Арвел преградил мне путь, накрыв своей тенью, и схватил за руку.
− Даже не думай настраивать девочек против меня, − строго предупредил мне муж, сверкнув злобой. – И не смей говорить им эту чушь про развод. Ты его все равно не получишь, так что не задуряй им головы напрасно.