Я рассмеялась и с удовольствием съела всё, что он мне положил. И даже похвалила. Очень вкусно получилось. А ведь я пару дней от еды совсем отказывалась, если кукурузу не считать. Давид есть со мной не захотел категорически. Он заварил себе кофе и неторопливо потягивал чёрную гущу.

Ну и ладно, мне больше достанется. Он ещё и хлеб купил. Свежий с хрустящей корочкой.

– А ты, оказывается, офигенно готовишь!

– Спасибо, – очень сдержанно зарумянился Хворь. На меня он почти не смотрел, больше считая квадратики на обоях.

– И свинину ешь?

– Ты чего, о евреях гуглила? – нахмурился из-под очков. Но с одобрением.

Кивнула.

– Ну, я польщён. С чего такое внимание?

– Интересно, – буркнула, пряча лицо. Теперь краснела я.

Несколько вечеров я провела в обнимку с ноутбуком, ковыряясь в информации об особенностях веры Давида. И параллельно разбирала на компьютере сделанные фотографии. Хорошо получились, особенно недовольное лицо старосты. Прямо сюжет на тему бренности бытия. Но пара моментов меня настораживали.

– Могу рассказать, если хочешь, – вывел меня из задумчивости голос Давида.

Я, кажется, зависла, отщипывала хлеб по маленькому кусочку и наслаждалась вкусом.

– А чего ты такой добренький? Настоящее сокровище домохозяйки! И накормил, и сказку расскажешь… Задумал чего? – я сжала полы маминой шали.

А потом нахмурилась и чуть не рассмеялась. Задумал? Кто? Хворь? Что?!

Заставить меня вызубрить матан? Или переписать при нём конспекты? Решить тест по философии?

Больше он не способен ничего задумать, это по его лицу воспитанному видно. Такие парни только после свадьбы задумывают. Да и то без особого фейерверка.

Ёжики-уёжики, и куда это меня унесло?

Кхм.

– Это взятка, Ира. Поешь, и пойдём кота возвращать.

– Что? Ах ты, падла! Предатель! – гнев вырвался из меня громким криком, кот, сидевший рядом на стуле, зашипел и убежал.

Я же засунула два пальца в рот и попыталась вернуть суп в тарелку. Давид подумал, что мне плохо, вскочил, умоляюще протянул ко мне руки:

– Синицына, прекрати!

– Ты думаешь, меня за суп можно купить?! Настоящая дружба не продаётся!

– Да пойми ты, это чужой кот! И ему дома будет лучше!!! Я хоть раз был неправ?

– Я знаю тебя меньше года. Может, ты в детстве два плюс два складывал и получал двенадцать.

Хворь прикрыл глаза ладонью, сходил в коридор и вернулся с расчёской. Раз провёл по волосам, два…

– Надо его отнести в Эрмитаж, – почти приказал.

– Зачем?

– Он… мне кажется, эрмитажный.

– Какой? Это заразно? Новый штамп бешенства?

– Синицына, ты иногда такая тупая!

– Бывает, – к своей успеваемости я относилась философски. Зато я фотографирую неплохо и человек хороший. – Это шутка была, между прочим.

Давид потёр лоб, вздохнул и, смирившись с моим пофигизмом, принялся объяснять:

– Я в газете видел, есть коты, которых вырастили в Эрмитаже. Они там живут и сторожат музей. От мышей.

Я пригляделась к питомцу. Фанатом живописи он, честно скажем, не выглядел. Скорее фанатом селёдки.

– Кого ты видел? Его? – погладила Рыжика по спинке.

– Да.

– Ты узнал кота по снимку в газете?!

– Ну, это очень необычный кот, – впервые на моей памяти растерялся Давид. – Ты бы тоже его узнала.

Я переглянулась с котом, тот фыркнул, отвернулся и недовольно забил хвостом по полу.

Суп реально был офигенный. Я по большей части ела фастфуд. То пиццу с отцом закажем, но суши. А вот суп нам раньше готовила мама, и после её смерти мы кастрюли только в качестве барабанов использовали.

Давид слишком серьёзно отнёсся к появлению животного в моём доме. Почему такая решительность? Может, он и вправду знает хозяина Рыжика, но молчит?