– А…

– Любуйся, это наша награда! Народ Унара-Макута, нам, сука, подарил! – пояснил открывшийся вид инвалид.

Ричард тоже выпучил глаза и отвесил челюсть. На самом деле он хотел сказать много чего, но подходящих случаю выражений оказалось гораздо меньше. Потому графский сын был лаконичен.

– Блядь!

Перед домом стояли дети народа Унара-Макута, в возрасте от семи до четырнадцати лет. На каждом был венок из цветов магнолии. На каждом из трёх дюжин.

13. Глава 13

Рей Салех хотел убить Ричарда Гринривера. Он неплохо изучил способности компаньона, и ему было вполне по силам сделать то, что не удалось высшему демону и немалому количеству людей, что вполне могли наполнить средних размеров кладбище.

Ричард Гринривер хотел убить Рея Салеха. Не то, чтобы у него были на это хоть какие-то шансы. Но если вы бессмертны и убивали тех, кто носит прозвище «Палач армий», это делает вас самоуверенным.

От моментальной драки насмерть компаньонов удерживал тот факт, что вставшая перед ними проблема взаимным убийством не решится.

Илая Эджин хотел убить и Ричарда Гринривера, и Рея Салеха. А ещё своего попугая. И себя. И от немедленного смертоубийства его удерживало лишь то, что он не мог определиться, с кого начать. Да и самочувствие оставляло желать очень много лучшего. К божественному желудку прилагалась божественная же печень. Да, репортёр мог выпить много спиртного. Намного больше, чем бессмертный Ричард и частично мутировавший Рей. Хоть поодиночке, хоть вместе, хоть перемноженные. Но главная засада состояла в том, что божественный желудок, способный переварить рельсу со шпалой, и печень, которой нипочём любой объём алкоголя, наутро в сумме давали поистине божественное похмелье.

И потому, когда Илая вышел на порог дома, где Ричард и Рей поливали друг друга проклятиями, вид он имел такой, что все присутствующие разом заткнулись.

Репортёр бросил тяжёлый взгляд налитых кровью глаз на застывших в ступоре компаньонов. Салех рефлекторно встал по стойке «смирно». Чуть погодя Гринривер повторил манёвр приятеля.

Повисло совсем уж неприятное молчание. И даже дети перестали гомонить.

– Так! – припечатал Илая; голос его был сиплым и вкрадчивым. – Вы двое, – палец с грязным ногтем поочерёдно ткнул в молодых людей. – Семей не имеете, о детях не позаботитесь, хорошему не научите!

Оба компаньона, не покидая стойки «смирно», энергично закивали.

– Ты! – палец уткнулся в Херлю, отчего тот повторил позу графёныша и лейтенанта, явно сообразив, что так будет безопаснее всего. – Женат, дети есть, охотник хороший! Прокормишь!

Абориген вытянулся струной, выпучил глаза и тоже закивал. Голые компаньоны озадаченно переглянулись.

– Значит, так! Я этих людей спас, я и решаю, что делать с подарком! Всем всё ясно?! Херля, дарю детей тебе! Ты – самый достойный! Свободен! И детей забери, пусть пока по домам посидят. Будем уходить – захватишь.

Глазами Илае крутить было больно, и потому взгляд на спутников он перевёл жутковато, по-змеиному повернув к ним голову.

– Теперь вы! Нахуй отсюда, оба! Ещё раз меня разбудите – сожру! – последние слова Илая уже прорычал.

– Но… – хотел было возразить Ричард.

Больше ничего он возражать не захотел, так как поймал взгляд репортёра. Собственное бессмертие в данный момент показалось графёнышу чем-то не значительнее вчерашнего комариного чиха.

Илая некоторое время сверлил Ричарда глазами. Затем согнулся – и его вырвало. Буро-зелёная субстанция моментально растворила траву и загорелась. Повалил дым, феноменально вонючий и едкий.

Эджин утёр губы, подхватил стоящую рядом со входом тыкву с водой, опустошил её с, икнул, довольно рыгнул и убыл в дом.