– Ничего страшного, – отворачиваюсь стыдливо. Я совсем забыла, что выгляжу сейчас не лучшим образом. Расстроилась почем зря, получается. Никита не оставил меня, не бросил. – Просто… ноготь сломала.

– Ну, да, ноготь, – по смешку парня становится ясно, что он заметил мой короткий недоманикюр. – Пойдем дальше гулять?

– Не хочется что-то, – качаю головой.

После пережитого стресса сознание клонит в сон. Возможно, предложение Никиты о прогулке может и взбодрить, но тело наливается такой ленцой, что единственное, чего мне хочется — плюхнуться на кровать и забыть весь этот день. По крайней мере, ту часть, в которой я узнаю о мнении Кристины на мой счёт.

– А чего тебе хочется? – спрашивает Никита, всё же не умеющий читать мои мысли.

– Домой хочу, – бросаю тихо, даже как-то жалобно.

– Значит, пошли, – поднимается на ноги он, помогая встать мне и ведёт к подъезду.

Я очнулась только у самой двери, искренне не понимая, почему Стрельников не спешит попрощаться и дать мне побыть одной.

– А ты куда?

– Ну, должна же твоя мама знать друзей своей любимой дочери в лицо, – отшучивается Никита, вновь повторяя трюк с открыванием подъезда.

– Нет, – хмурюсь, а после цепляюсь за металлический косяк двери, будто бы меня тащат домой силой. – Нет! Ни в коем случае. Она же…

– Не поймёт? – скептично вздергивает брови парень. – Не переживай, я привык к осуждению в свой адрес. Но, уж прости, она должна будет знать, с кем отпускает своего ребенка гулять.

– Никит, ты ненормальный, в курсе? – это кажется безумием. Мы поднимаемся с ним на мой этаж, рука об руку. А внутри меня словно бабочки порхают.

Чтобы парень да сам желал познакомиться с родителями? Такого даже в кино не показывают. Но, с другой стороны, разве есть в этом что-то плохое, если мы просто друзья?

Если не вспоминать о том, кем именно меня запугивала мама, чтобы я не ходила вечерами одна по улицам…

– Мне же влетит после. Не при тебе, – уже у двери в квартиру шепчу так, чтобы точно никто не услышал. Эхо в подъезде всё же играет немаловажную роль.

– Пофиг. Я разберусь, – отмахивается он уж слишком легкомысленно.

К счастью мамы дома не оказалось. Я понимаю это по тому, что дверь закрыта сразу на оба замка, а в коридоре виднеются второпях не убранные в полку мягкие тапочки.

– Прости за беспорядок, – смущённо отзываюсь, ногой отодвигая с дороги мамину домашнюю обувь. – Гостей не ждали.

Никита никак не комментирует, лишь слегка улыбается осматриваясь.

– Мы одни? – задает вопрос, когда, разувшись, проходим в кухню.

– Да… – говорю, прежде чем осознаю это в полной мере. А после как накрывает: я ведь впервые привожу домой парня, впервые остаюсь с ним наедине в замкнутом пространстве. Тут же бегу открывать форточку, тайком вдыхая в лёгкие побольше воздуха. Опустошение, что пришло после истерики у дома, уступает место легкому беспокойству. – Мама, наверное, отошла за продуктами к ужину.

– И часто вы ужинаете вместе? – по-хозяйски располагается за столом Никита, подпирая подбородок ладонью и с интересом наблюдая за потерянной мной.

– Каждый день, – не знаю, где спрятаться от его взгляда. В свете кухонной люстры он кажется по-особому проникновенным. – Будешь чай?

– Чай? – Стрельников даже удивляется, но меня уже не остановить.

– С печеньем, – набираю воду в электрический чайник и ставлю на подставку. – И молоком.

– Да, Лёля, я буду чай, – со смешком отзывается парень, будоража мой слух своими интонациями.

Словно… Как будто он соглашался не на обычный чай, а нечто другое. Более неправильное и запрещённое.