— Понятно, — вздохнул Эдин. — Нет, Бик маме не брат, он наш хозяин. И он ничего мне не говорил. Я недавно узнал про это кольцо, и про отца. Рассказали бы вы мне все, как оно есть, а, сударыня?

— Что ж, — вздохнула кухарка. — Виолику, твою мать, я помню хорошо. Покажи-ка кольцо...

Она подержала кольцо в руке.

— Оно, оно, сомнений нет. А я все, конечно, помню, как сейчас было. Я увезла тогда Виолику из замка, и рожать помогала. Так что, мне бы надо, чтобы леди наша об этом не прознала, а то работу терять не хочется, дорогой мой. Как меня твой дядя, или кто он там, отыскал — случайно, думаю. Он сразу с Вентом толковать стал, тот десятник воротной стражи, ко мне его и привел. Он брат мой троюродный, он знал все.

— Понимаю... — кивнул Эдин.

— А дело вот в в чем... Тебе, милый, сколько лет?

— Четырнадцать.

— Вот. Посмотри на мою Лилу, — она кивком показала на внучку. — Когда-нибудь ей уши оторвут за то, что подслушивает в господских комнатах, а сегодня, вишь, как удачно у нее получилось — тебе поможем, с помощью Всевышнего. Дочка моя родила ее тремя месяцами раньше, чем Виолика свое дитя. Лиле вот недавно шестнадцать стукнуло. Так что, и дочке Виолики скоро шестнадцать должно исполниться, а никак не четырнадцать. Понял ты меня теперь? Дочку она родила, такую славную малышку. Почему миледи о твоем возрасте не подумала, я не знаю. Можно, конечно, с возрастом обмануться, ты вон не из мелких. Но ты никак не сын нашего маркграфа, потому что у него дочь. Ты второй ребенок Виолики, и отца твоего надо искать не здесь.

Эдин потрясенно молчал — кажется, забыл, как разговаривать.

Он второй ребенок, младший. У него есть сестра.

— Вот что, — вздохнула Сита. — Я тебя сейчас спать положу. Здесь, у себя. Никто ведь вас не видел? — она строго посмотрела на Лилу. — А перед рассветом раненько разбужу, и ты уедешь себе. Вент тебя через западные ворота выпустит, там сейчас стражи почти нет. Ты верхом, что ли? И лошадь свою возьмешь. Я попрошу, чтобы ее в конюшню к западным воротам отвели. Я ведь и стражу кормлю. Для меня сделают. Понял? Леди сейчас гостями занята, ей не до тебя. Вспомнит, конечно, но не поймет, куда ты делся. А шум поднимать не станет. Так оно лучше будет, милый...

Тетушка Сита постелила Эдину в дальнем закутке за занавеской. Он лег и даже задремал, но вдруг проснулся, как от толчка.

Тот портрет в галерее...

Высокие скулы, разрез глаз, тонкий нос, маленькие, аккуратные ноздри. Сходство необычайное, но — было ли оно? Или ему привиделось?

Лила шила перед лампой.

— Проводи меня туда, где портреты, — попросил он, — много-много портретов. Понимаешь меня? Когда меня вели к вашей маркграфине, мы как раз там проходили.

— Конечно, понимаю, — кивнула девушка. — Это прямо над главным залом, где сейчас бал. Раньше все портреты в зале и висели, миледи недавно распорядилась половину убрать наверх. Там предки маркграфа, и больше никто. А тебе они зачем?

— Очень надо еще разок взглянуть. Правда, очень. Пошли, а?

— Пошли. Только я тебя вкруговую проведу, чтобы никого не встретить. Нынче сюда, считай, вся окрестная знать съехалась, даже из Лира гости есть. Не протолкнуться просто! Только вот что, поведу, если расскажешь мне, что к чему, понял? Иначе я не согласна!

— Ладно, расскажу, — пообещал Эдин. — А вообще, немного странно, — добавил он, не удержавшись, — гости, праздник, а хозяина нет.

— А тут так частенько, — хмыкнула девушка. — Лорд и леди давно не ладят, она своих гостей принимает, он своих. Ну ты как, идешь, что ли?

Они долго кружили по лестницам, узким и пыльным каменным, скрипучим деревянным и кованым винтовым — ясно, что маркграфине и другим леди в их пышных юбках и изящных туфельках даже в голову не придет соваться в такие места. И, наконец, вот она, галерея портретов. Музыка здесь была отлично слышна, иногда она стихала и сменялась шумом и гомоном, а совсем рядом, в коридоре, то и дело раздавался топот, как будто ретивые слуги разбегались исполнять поручения. Но на самой галерее было тихо и темно.