— Миледи, я надеюсь, разбойников скоро поймают?

— Я тоже надеюсь, — опять усмехнулась леди. — Жди пока здесь. Тебе принесут поесть.

Эдин возразил:

— Миледи, но я не могу остаться. Я должен возвращаться. Я хотел... я просто хотел посмотреть Сарталь, мне уже пора, миледи...

Говорил и понимал прекрасно, насколько это глупо и бесполезно.

— Что? Что ты сказал? — маркграфиня рассмеялась. — Ты смеешь мне возражать? Мальчишка. Ты никуда не уйдешь. Останешься тут и будешь ждать.

Эдин слышал, как в замке повернулся ключ. Кажется, у него неприятности.

Самая крупная неприятность — не вернуться до возвращения Якоба, тут у него несколько дней в запасе. Сколько именно, неясно, потому и не резон ему тут задерживаться. А завтра Димерезиус забеспокоится. И в то же время — отца увидеть, послушать, что скажет. У него, Эдина, есть Граф, это хорошо, конечно, но отец-маркграф — тоже вовсе неплохо. А если отец захочет оставить его при себе, как же тогда цирк, и вся его жизнь? И главное, как же тогда Аллиель Кан?

Но это, наверное, можно будет уладить. А та наука, что ему за последние годы преподал Якоб — маркграф, наверное, будет доволен, что Эдин столько всего умеет. Да и Димерезиус с Графом много чему его научили. Наверное, он действительно знает не меньше иного сынка лорда.

Но все равно беспокойно было, муторно на душе. Эх, и правда, сбежать бы отсюда!

Леди сказала: «Знаешь, ты ему понравился бы, я уверена».

Понравился бы! Почему «бы»?

Эдин отодвинул кресло леди, — сидеть в нем ничуть не хотелось, а больше некуда было ни присесть, ни прилечь, — и залез на подоконник. Подоконник оказался удобный, широкий, а на окне решетка, и оно, окно, не открывалось, только разбить. Эдин сидел на подоконнике и ждал. Он доел свою лепешку, ее совсем немного осталось, и запил водой. Леди обещала, что принесут еду, но шли часы, и никто не приходил. За окном уже сгущались сумерки.

И вдруг Эдин услышал, как в замке повернулся ключ. Дверь приоткрылась, в щель просунулась голова девушки-служанки, той, что мела тут пол.

— Идем, — сказала девушка. — И быстрее, пожалуйста.

Два раза Эдина просить не пришлось — он соскользнул с подоконника и пошел к девушке. Та тщательно заперла дверь и бросила ключ в карман передника.

— Идем, моя бабушка хочет тебя видеть.

— А кто твоя бабушка?

— Вот и узнаешь.

Теперь они спускались по узким лестницам вниз, и скоро оказались в каком-то закутке поблизости от кухни, где-то неподалеку шумели, бегали, отдавали распоряжения, и несло волной вкусных запахов. За столом возле лампы сидела пожилая женщина и вязала крючком, тут же стоял глиняный горшочек с душистым горячим супом, лежала буханка хлеба.

Эдин поклонился ей:

— Сударыня...

Служанкина бабушка покачала головой.

— Вот ты какой, значит, младший сын Виолики. Что же тебя принесло сюда, милый? Ох, боюсь, не к хорошему это. Да ты садись, поешь. Потом поговорим.

Младший сын? Это как же?..

— Я Сина, кухарю тут. Не для господ, для слуг. У меня все вкусно, не сомневайся. Садись, садись...

Она усадила Эдина за стол, налила ему супа и заставила съесть, и не позволяла задавать вопросы. Суп и правда был вкусным, но беспокойство и любопытство — плохие приправы, так что Эдин не чаял дохлебать быстрее наваристый бульон. Сина убрала посуду и сказала:

— Ко мне ведь твой дядя уже приходил, я ему все рассказала. Так почему ты считаешь себя сыном его милости?

Эдин уже совсем ничего не понимал.

— Дядя? — переспросил он, — нет у меня никакого дяди.

— Вот как? Он Биком назвался. Сказал, что твоя мать его любимая сестра.