— Потому что беспокоились обо мне, — Эдин неловко улыбнулся. — Я думаю, многие дамы просто радовались бы, если бы ради них совершили какое-нибудь опасное безрассудство, гордились бы, и всё. Да? Ваш будущий муж должен дорожить вами, ему достался чудный приз.

— Ох, не говорите так, — пробормотала она смущенно. — Вы удивительно вяжете эти узлы, и вообще, не каждый так смог бы.

— Ерунда. Зато я совсем не умею вышивать, — он улыбнулся, но тут же улыбка замерзла на его лице.

Потому что на них, высунувшись по пояс из люка в полу, смотрел хмурый Димерезиус. Впрочем, лишь встретившись глазами с Эдином, фокусник слегка кивнул и начал спускаться, Ниала его не заметила.

Эдин распутал все узлы на веревке и бросил её на прежнее место.

— Нам пора, Ниала. Давайте вернемся. Идите сначала вы, а я немного позже?

Она быстро кивнула и стала спускаться по лестнице, Эдин выждал минут пять и последовал за ней. У самого входа в зал его изловил Димерезиус — больно взял рукой за плечо.

— Что ты творишь?!

— Я просто прогулялся, Димерезиус. Отпусти, — он вывернулся из-под руки фокусника.

— Просто прогулялся?! Мальчишка. А я-то уже поверил, что твоя голова способна мыслить. Чего ждать от щенка, который захотел поиграть во взрослого! Начал думать не головой, а чем-то еще?

— Димерезиус. Нет...

— Нет? Ты уединился с дочерью графа, с просватанной девушкой, без сопровождения. На этой башне вас могла видеть половина замка. Граф или её жених могут потребовать наказания для тебя, а это проблемы! Ты уже в том возрасте, дорогой, когда должен думать о приличиях постоянно, особенно в таких местах, как это!

— Но ведь она сама...

— Она?! Она должна соображать вместо тебя, что ли?!

— Димерезиус, прости меня. Я, действительно, не подумал.

— Мы уходим. И не возражай.

Эдин и не возражал. Но как же жаль, вот так взять и уйти!

Димерезиус сжалился, и пришли они вовсе не к выходу, а к узкой двери, забранной портьерой, там суетились, ходили и бегали люди в цирковых костюмах — гимнасты и танцовщицы, и даже фокусник был, он тянул из кармана длинную-длинную алую ленту.

— Господин, вам подать стул? — походя спросил кто-то у Димерезиуса, тот махнул рукой, дескать, не нужно, и подтолкнул Эдина к самой двери.

— Смотри.

С этой стороны не сидела публика и круг был отлично виден. Почему-то первой на глаза Эдину попалась Ниала, она устроилась в одном из кресел, а оранжевый цветок приколола к корсажу платья. Потом Эдин посмотрел-таки на середину круга, и перестал дышать — там стоял невысокий стол, на котором на большом серебряном блюде лежала человеческая голова. Без тела. Между тем голова моргала, двигала губами — что-то говорила, должно быть. Строила гримасы. Отвечала на вопросы, которые громко задавал кто-то из публики. Широко улыбалась синеватыми губами.

— Димерезиус?!

— Нравится? Это фокус достоин того, чтобы идти последним в представлении, но он так сложен в установке, что последним может быть только в Лире. В других местах — первым. Любая небрежность может все испортить.

— Димерезиус. Она живая?

— Ну конечно.

Не переставая загадочно улыбаться, Димерезиус дал Эдину ещё посмотреть, потом задернул портьеру.

— Пойдем.

По дороге до замковых ворот он спросил негромко:

— Каким образом это сделано, как считаешь?

— Я считаю?.. Там совсем нет магии, колдовства? Это точно?

— Ты разочаровал меня этим вопросом. Конечно, точно.

— И ты мне скажешь?..

— Если заслужишь ответ. Посмотрю, как будешь строить догадки. Можешь начинать.

Эдин уныло молчал, ничего стоящего в голову не приходило. Тогда Димерезиус спросил: