До меня с какой-то новой степенью очевидности дошло, что я ничего о войне не знаю, не имею представления, кто с кем и за что воевал с применением биотехов. Что было до этого, я тоже не знал. На уроках истории в школе достаточно подробно рассказывалось о древних цивилизациях, шумерской, вавилонской, египетской, греческой и римской, не менее подробно изучалось средневековье и эпоха возрождения, упоминалась трансокеанская экспансия, покорение Нового Света, вплоть до покорения Дикого Запада, много говорилось о научно технической революции девятнадцатого века, о Первой Мировой войне, о Второй Мировой войне, о преступлениях фашизма, затем о технологических прорывах двадцатого века, о становлении ядерных и лазерных технологий, о покорении космоса. Но о двадцать первом веке не говорилось почти ничего. Словно все интересное в истории человечества уже случилось, а дальше, до самой Большой Войны не происходило ничего, заслуживающего внимания. Потом Большая Война, как факт, без подробностей, потом Десятилетняя эпидемия, и дальше эра Метрополии. Все. Получалось, что не много, не мало, а сто двадцать восемь лет текущего двадцать первого века, прошедшие с его начала до начала войны, школьной историей вообще не освещены. Но ведь сто двадцать восемь лет, это чуть меньше, чем период от изобретения паровоза до полета первых станций к Юпитеру. Эти сто двадцать восемь лет, каким-то образом, привели к самой опустошительной войне на планете. Но о ее причинах ни слова. Я не мог даже вспомнить, какие стороны принимали в ней активное участие. Мне захотелось поговорить об этом с Вершинским. Не факт, что он станет что-то рассказывать, но любопытство слишком сильно одолело меня.

«Не открывай шлюз без команды», – показал я Ксюше жестами Языка Охотников.

Она чуть усмехнулась в ответ, видно было, что понимает, чего я опасаюсь.

Мы продолжили обход, осмотрели дюзы реактивного привода в кормовой части, а так же маневровые дюзы в носовой части. Вкруг них не было упругой черной обшивки, лишь блестящий металл, но тоже явно не реликт, а легированная броневая сталь.

– Шлюз наверху, – сообщила Чернуха. – Но скоб, чтобы забраться, нет.

Я велел Ахмеду прикатить какой-нибудь трап, он перечить не стал, что дало нам с Чернухой возможность провести короткий военный совет.

– Что будем делать? – спросила она.

– Стоит открыть шлюз, можно легко ждать снайперского выстрела. Я не особо готов от пуль уворачиваться.

– Надо было сюда посылать Чайку вместо меня. Ей не надо уворачиваться ни от чего.

– Ага, и она батиплан бы повела через море до базы. Смешно.

Мне показалось, что Чернухе стало приятно от того, что я так ответил.

– В любом случае надо потянуть время, – прикинул я. – Наверняка у шлюза есть следы попыток взлома. Станем возмущаться, начнем переговоры…

– Ну, а потом?

– Дай мне ключ, я что-нибудь придумаю. А ты отвлекай внимание.

– Как? Сиськи показать?

– Я бы посмотрел, – честно ответил я.

– Тебе я могу показать в более спокойной обстановке, – спокойно ответила Чернуха и незаметно передала мне ключ.

Меня ее слова воодушевили на подвиги.

– Короче, – решил я. – Чтобы ни случилось, если люк вдруг откроется, первым делом прыгай туда. Броню «Толстозадого» ничем не взять, в шлюзе мы будем в безопасности. Насколько я понимаю, он представляет собой вертикальную шахту?

– Да.

– Тогда пуля внутрь может попасть только при выстреле точно сверху. Возможно, они это предусмотрели, возможно, нет.

– Как узнать-то? – Чернуха покосилась вверх.

Но химические светильники были развешаны так, что их свет бил в глаза, и за ними, на балках и рельсах, ничего было не разглядеть. Я хотел было ответить, но тут Ахмед подкатил трап. Неизвестно, знает он русский или нет, лучше было не рисковать и не выдавать своих планов, даже с риском оставить Чернуху в неведении. Она сориентируется, если что, в этом уверенность была полной.