Я выдохнул, и перешагнул высокий порог первым, хотя можно было впустить вперед Ахмеда. Но я нарочно так сделал. Я был уверен, что в случае засады Ахмед и должен войти первым, показать, что это мы прибыли, затем уйти с линии огня и залечь в заранее подготовленном укрытии. То есть, засевшие стрелки ожидают первым увидеть Ахмеда, и пока в полутьме разберутся, кто там вылез из люка, у меня будет время найти заранее подготовленное для Ахмеда укрытие, и уже оттуда ответить подобающим образом.

Но, оказавшись в отсеке, я понял, что засады нет. Асланбек, действительно, не подготовился, не принял нас всерьез, решил без затей срезать нас всех на палубе, включая пилота.

– Чисто, – произнес я по-русски.

Чернуха стволом пистолета указала Ахмеду, что его очередь протискиваться в люк и, отсчитав пару секунд, вылезла следом.

«Шпик толстогузый», закрепленный в ложементах внушительной колесной платформы, выглядел несоизмеримо более странным, чем я его себе представлял. Более уродливого подводного корабля не придумать, правда. А уж на батиплан он и вовсе не был похож. Во-первых, он был черным-причерным. Настолько черным, что его объемы глаз вообще не улавливал, словно плоский силуэт был вырезан из стальной пластины и залит черной краской. Во-вторых, сам силуэт был тот еще. Здоровенная, совершенно сферическая, корма была приделана к плоскому, похожему на клюв утконоса переду, на котором возвышался небольшой горб. Такими иногда рисовали космические корабли в довоенных комиксах.

– Ну и уродец! – прошептала Чернуха. – На этом воевать?

– Нда. – Я почесал макушку, сдвинув дугу гарнитуры на затылок. – Как-то без восторга.

Мы двинулись вдоль рельсового полотна, Ахмед семенил следом.

– Когда я гоняю его на симуляторе, кажется, что совершеннее машины для глубины нет, – сказала Чернуха. – И гидродинамика, и маневренность, и скорость, все супер. А тут какая-то каракатица. Даже не пойму, где у него корма, а где нос.

– Судя по названию, корма толще, – невесело пошутил я. – Но ты права, это как раз тот случай, когда, действительно, морду от задницы не отличить.

– Я не знаю, что означает «толстогузый», – призналась Чернуха.

– То и означает. Устаревшее русское слово, означающее «толстозадый».

– Лучше так и называть. Пусть будет «Толстозадый».

– Уверен, никто не будет против. Хотя «Шпик» – название легендарное. Операция «Караван» и все такое.

– Почему шпик? Это кусок сала?

– Тьфу, на тебя. Ты так хорошо говоришь по-русски, что я от таких вопросов иногда в ступор впадаю. Шпик, это жаргонный аналог слова «шпион».

– Шпионить мы на нем точно не будем.

Мы обошли подводный корабль по правому борту. Я не удержался и потрогал обшивку. Она ничем не напоминала реликт, была черной, чуть мягкой и упругой, как кожа дельфина. Похоже, слой реликта скрывался под этой искусственной кожей.

Чернуха тоже ткнула пальцем в обшивку и заявила:

– Понятно, почему гидродинамика такая хорошая. Это покрытие под натиском воды идет волнами и срывает возникающие вихри. Умно. А реликт?

– Думаю, он глубже.

До меня вдруг дошло, насколько абсурдными были мои опасения по поводу засады. Пираты уже пытались вскрыть батиплан и не преуспели в этом. Мы им точно живыми нужны. А вот откроем шлюз, тогда и можно ждать выстрела в спину.

На самом деле, шлюз отпирался не голосовой и не биометрической командой, а совершенно доисторическим способом – кодовой пластиной, которую надо приложить к небольшому гнезду в обшивке. Но пока пираты не знали этого, им такая допотопщина вряд ли бы пришла в голову. Применение такого ключа говорило, что батиплан этот создан очень давно, задолго до войны, может быть, даже, в первые десятилетия двадцать первого века. Но зачем, если тогда еще не было биотехов? Против какого подводного врага потребовалось создавать столь сокрушительную мощь? Странно, но мысль об этом достаточно крепко засела у меня в голове, хотя надо было решать совсем другие задачи.