- Видела, - орчанка показала миниатюрное зеркальце размером с ладонь в серебряной оправе. Такие носили с собой знатные дамы. - А что не так? 

- Ты чудовище! Зеленое страшное чудовище. 

Орчанка нахумурилась. 

- Думаешь, Зулкита некрасивая?

От этой прямоты Штрудиэль малость ошалел и сбавил обороты. Ответить утвердительно мешала врожденная честность. 

Орчанка была странной, совсем непохожей на тонких-ломких-звонких эльфийских дев. Но в ее специфической внешности наблюдалась гармония и, пожалуй, даже красота. Плоский нос, большие глаза и пухлые губы складывались в необычное, однако привлекательное лицо. Чувственное и волевое одновременно, оно парадоксально сочетало в себе свирепость и нежность. И даже крохотные клычки. торчащие из-под верхней губы, казались той самой изюминкой, какая должна быть в каждой девушке. 

Здоровенная такая изюмина.

А уж от взгляда на великолепно развитую фигуру с четко прорисованными мышцами Штрудиэль и вовсе испытывал смесь восхищения и позорной зависти. Тощим эльфийским девам, у которых издалека можно было пересчитать все ребра, в этом плане было до дикарки ой как далеко…  

- Ты ужасна! - наконец-то нашелся принц. - Чудовищна, просто чудовищна. 

- То есть: я тебе не нравлюсь, - совершенно спокойно и по-деловому уточнила орчанка.

- Что?! Ты?! Нет, разумеется, нет! Ты грязная, дикая и просто жуткая! Я бы постыдился даже идти рядом с тобой. Все, на что ты можешь рассчитывать - это любоваться на мою красоту издалека! 

Глаза орчанки обиженно сузились, и Штрудиэль подумал, что пожалуй перегнул. Но не извиняться же теперь перед ней! Она первая начала и сама виновата.

- И ни в какую степь я с тобой не пойду! Не хочешь мне помогать, я и сам доберусь до человеческих поселений. И если погибну по дороге, то это будет на твоей совести! 

Он отвернулся, гордо сложив руки на груди. Вот так! Пусть знает! 

Кольнула неприятная мыслишка, что в одиночку он может и не добраться. В отличие от орчанки, припасов с собой у Штрудиэля не было. Как и опыта выживания в лишенных даже чахлого леса предгорьях. Вот если бы дракон отнес их в леса… 

- Понятно, - отметила Зулкита. И вздохнула, как человек, который вынужден делать тяжелую, неприятную работу. - Все как говорил Эдвин… 

И замолчала, вредина такая!  Принц тоже молчал, ожидая продолжения, но его не было. Только шорохи за спиной - орчанка собирала припасы обратно в мешок. 

- А что он говорил? - не выдержал эльф, хотя только что твердо пообещал себе больше не общаться с зеленым чудовищем никогда. 

- Что тебя придется убеждать. 

- Нет! Не уговаривай, я не поддамся! 

- Я сказала “убеждать”, а не “уговаривать”, - поправила его орчанка. Легко соскочила с камня, подхватила заверещавшего от неожиданности эльфа и водрузила животом на плечо. - Ну что: пошли домой, женишок? 

***

- А-а-а! Отпусти меня немедленно! - кричал и дрыгал ногами эльф, пока орчанка, удерживая его на плече? спускаясь по пологому склону вдоль ручья. - Поставь, кому сказал. 

Ладонь по жесткости не уступающая камню с размаху опустилась на ягодицу. Эльф охнул и замолчал. 

- Не дергайся: мне и так тяжело, - ровно сказала Зулкита. - И не ори. 

- Буду! Буду, пока не отпустишь. Ты - ужасное чудовище! 

- Я - нет. Но если будешь орать, чудовище придет. Предгорья не любят громких криков. 

Она сказала это вроде бы спокойно, но мурашки побежали по коже, карабкаясь вверх от затылка к ягодицам. Неприятные такие холодные кусачие мураши, похожие на ледяную крупу. 

Дикие ничейные места. Почему же никто: ни орки, ни гномы, ни одно из человеческих государств не поспешил присвоить себе эти земли? Да - предгорья каменистые, бедные, но встречаются края и побесплодней за которые ведется грызня.