Вигго улыбнулся и спросил, не забоюсь ли. Я ответила, что страх высоты не относится к числу моих любимых фобий, и поднялась следом за ним по лестнице с перекладинами. Через люк мы выбрались на самую верхнюю площадку, открытую, лишь с простым ограждением высотой мне по грудь.

Ветер ударил в лицо, заставляя жмуриться. Вид отсюда был такой, что я нисколько не пожалела о затраченных усилиях. Солнце уже нависло над горизонтом, огромный оранжевый диск. На его фоне чернел силуэт далекого парохода – погода выдалась ясная, и можно было разглядеть дымок над его трубой.

– Как красиво! – воскликнула я, оглядываясь. – А это и есть маяк, да?

Сердце маяка, огороженное по кругу стеклом и тонкой металлической сеткой, выглядело впечатляюще. В причудливом нагромождении линз, ламп и зеркал путался золотой вечерний свет, мягко сияя в толще стекла и ослепительно поблескивая на гранях.

– Интересно, как это выглядит в деле. Можно мне прийти сюда ночью, посмотреть?

– Сожалею, но вынужден вам отказать. Присутствие здесь посторонних недопустимо, по закону за такое меня должны наказать.

– Выходит, мы сейчас закон нарушаем? – Его укоряющий взгляд меня развеселил. Почему-то возникло желание растормошить его, посмотреть, каким он станет, если забудет о своем занудстве и правильности. – Но нас ведь никто не выдаст. Тем более ночью все спят, никто не увидит...

– Вы смеетесь надо мной, Софи, – перебил он. – Поверьте, здесь и смотреть-то не на что. Лампы яркие, не взглянешь, а вокруг темень полная. Еще и ветер холодный, в помещении для смотрителя не топят. Лучше давайте проводим закат и вернемся в дом, а то к ужину опоздаем.

Я замолчала, подошла к перилам и некоторое время наблюдала, как солнце медленно опускается за горизонт, и кораблик почти так же неспешно ползет в сторону материка. Интересно, откуда плывут его пассажиры, из каких неведомых земель? Там так же странно, как в Порт-Карлхалле, или меня занесло в самое загадочное место в этом мире?

Желание продолжать беседу пропало. Вигго тоже молчал. Так мы и вошли в дом, по пути не сказав друг другу ни слова. После ужина он вернулся на маяк, разумеется, один – на самом деле мне вовсе не хотелось лезть туда в темноте.

А вот от того, чтобы попросить Эдварда исполнить одну из его песенок, все-таки не удержалась. Следующим утром меня вновь разбудила тихая музыка, та же мелодия, прервавшаяся ровно на той же ноте. И, когда мы остались наедине, я попросила его сыграть что-нибудь.

– Не в курсе, что вам Вигго наговорил, но пианист из меня, право слово, неважный. Вряд ли вам понравится, – смутился Эдвард. – И репертуар не для нежных дамских ушек. Вы такое и слушать не станете, а то и вовсе оскорбитесь.

– Не забывайте, я из другого мира и не кисейная барышня. При слове «жопа» в обморок не падаю.

– Софи! Слышать такое от вас... Помилуйте, я сейчас сам чуть в обморок не упал! – воскликнул он, картинно хватаясь за сердце, но глаза смеялись.

Я не удержалась и хихикнула в ответ. Все-таки он умеет быть милым, этот Эдик. Мне нравилось общаться с ним, даже жаль, что не получалось проводить вместе больше времени. Он целыми днями работал, к тому же избегал надолго оставаться со мной наедине – видимо, это считалось неприличным.

– Серьезно, я ни за что не посмею исполнять при вас непристойные куплеты. Язык не повернется. К тому же если об этом узнает ваш супруг, он мне голову оторвет.

– Вигго? Мы ему не скажем, – фыркнула я. – Тем более, мы ведь ничего предосудительного не делаем.

В конце концов, он согласился поиграть для меня немного – видимо, решил, что не так уж много у меня здесь развлечений. В комнату с пианино мы прокрались, выждав, когда Марта и Дон уйдут из дома.