Но проснулась я рано, раньше всех обитателей дома. Судя по нежно-золотистому свету, полностью солнце еще не взошло. Наверняка в такой час даже Эд спал, ведь его дежурство закончилось.

Я не сразу поняла, что меня разбудило, пока не услышала тихую мелодию. Где-то в глубине дома кто-то сыграл несколько аккордов на пианино и снова умолк, точно смутившись или забыв ноты.

А через несколько минут продолжил. Музыка звучала совсем недолго, незнакомая, плавная и печальная. Я слушала и пыталась угадать, кто из моих новых соседей мог играть на рассвете. Только не Вигго – даже если этот сухарь интересуется искусством, то тщательно это скрывает.

Неизвестный играл легко, как будто едва касался пальцами клавиш. Наверное, все-таки Марта. Страдает бессонницей? Или грустит, что придется бросить остров и надолго уехать на материк?

Вскоре звуки затихли и больше не повторялись. Снаружи донеслись крики чаек – Штормовой дозор пробуждался. Натянув одеяло до ушей – по утрам становилось прохладно, я с удовольствием подумала, что меня это не касается. Уснула и проспала чуть ли не до самого обеда, как и планировала.

10. 10.

В этот раз я чувствовала себя на Штормовом дозоре совсем иначе. Не гостьей, а частью маленькой дружной команды, почти семьи. Постепенно, ненавязчиво меня знакомили со здешними порядками, с удовольствием рассказывали о своей работе, об истории острова и вообще обо всем, о чем бы ни спросила.

Марта понемногу приобщала меня к хозяйству – не нагружая грязными или тяжелыми делами, давала мелкие поручения и рассказывала, как устроен нехитрый быт. Объяснила, где и как хранить продукты – для этой цели имелись подвал, сухой и чистый, и погреб. Научила готовить на керосинке – дрова лучше экономить, зимой бывает прохладно, а сырые ветра продувают дом насквозь. Топить печь она меня тоже научила, хотя сейчас в этом еще не было необходимости.

На третий день наступила среда – время стирки. Мне доводилось стирать вручную, но обычно что-то мелкое, вроде маек, колготок или белья. О том, как справиться с горой вещей, да еще несколькими комплектами постельного белья, я и представления не имела.

Если с отсутствием других благ цивилизации я легко смирилась (даже мыться в лохани быстро приноровилась), то о стиральной машинке вспоминала с тоской. Сперва мы несколько часов все замачивали. Потом кипятили в баке во дворе, помешивая деревянными щипцами и дыша вонючим паром. Каждый раз все приходилось отжимать чуть ли не досуха – та еще работа. А потом Марта принесла из дома ребристую жестянку в деревянной раме.

– Что это? – спросила я, разминая ноющую спину.

– Стиральная доска, – подхватывая нагруженное корыто за одну ручку, ответила она. Моей абсолютной неприспособленности к местным условиям все перестали удивляться еще в первый день. – Беритесь-ка, я вас научу, как с ней обращаться. Пригодится еще.

Я послушно взялась за вторую ручку – в спине что-то щелкнуло, но выглядеть неженкой и неумехой, разваливающейся от малейшего физического напряжения, не хотелось. Мы дотащили все до берега, где Марта разулась и подоткнула юбки.

– Смотрите. Ставите доску вот так, поудобнее. А потом – намыливаете и трете, намыливаете и трете. Вот и вся наука.

Легко сказать. Мои руки и так стерлись, покраснели и сопрели от долгой возни с мокрыми тряпками, теперь еще и это... Но сама она взялась полоскать вещи, зайдя по колено в воду, и я поняла – мне досталось дело попроще. Море к этому времени стало прохладным, и даже несильное волнение норовило сбить с ног. Как же я буду проделывать все зимой, да еще в одиночку?..