— Своим ушам я тоже верю, Авдеев! Ну и когда она приедет? Твоя немножко замужняя блонда.

Я понятия не имею, что она знает про Валерию. Свою личную жизнь я никогда и ни с кем не обсуждаю, а тем более не посвящаю никого в нашу «стрёмную семейную историю», потому что мы втроем нашли приемлемый компромисс, а всех остальных это в принципе ебать не должно.

— Вик, тебе лучше сейчас уйти. – Из состояния адской боли меня, с легкой подачи Виктории, швыряет в точку тотального разрушения. Я отсюда таких дров наломать могу, что хватит сжечь весь земной шарик. Поэтому я уже просто мастер жесткого торможения. – Успокоишься – и мы обо всем поговорим, хорошо?

— Ты ее любишь, да?! Ту блонду? Ждешь ее? А я так, убить время, пока она не даст «зеленый свет»?

— Ты делаешь обо мне какие-то свои выводы, которые ко мне не имеют никакого отношения, Виктория. – А я этого терпеть не могу. Справедливости ради, Валерия тоже этим грешила, но ей я прощал, потому что любил.

Любимой женщине можно любую хуйню простить.

Буквально. Вообще все. Я бы все простил. Любой косяк. Любую дичь.

Кроме предательства.

Предательство я не прощаю вообще никому.

Вика отступает на шаг назад, но в ту минуту, когда я начинаю верить в ее благоразумие – снова подается вперед. Протягивает руки, обнимает меня за талию. Жмется очень плотно. Упирается лбом мне в грудь.

Я потихоньку сцеживаю злость через зубы.

Точно так же, два с небольшим года назад, она сделала, когда пришла на встречу, которую сама же и назначила, рассказала, что ей нужна помощь. Я тормознул, потому что хоть Таранов к тому времени уже успел как следует насрать мне за воротник, вот так в омут с головой бросаться вытаскивать дев из беды я не привык. Тогда Вика очень смело сняла пиджак, расстегнула блузку, позволила белоснежной ткани сползти по телу и выдержала мой наверняка не самый приятный в мире взгляд, пока я смотрел на ее покрытое ожогами и шрамами тело. Некоторые были такими свежими, что оставили следы на шелке. А когда я встал, чтобы помочь Вике одеться, она потянулась, обняла, и очень долго, без остановки, повторяла: «Вадим, спасите меня, спасите меня…»

— Прости, - говорит Вика уже сейчас, - это просто ПМС.

— Проехали, - отвечаю тот максимум, на который сейчас способен. И все же осторожно, но настойчиво отрываю от себя ее руки. – Вик, блин, я мокрый как свинья. Давай я тут закончу, потом в душ, а ты пока придумай, куда завтракать пойдем.

Она немного успокаивается. Стреляет в меня карими глазами.

— Пойдем вдвоем. Заглажу вину, - и выразительно «поглаживает» языком нижнюю губу.

Нет, блять.

Вот точно – нет.

— Вика, - нажимаю интонацией, - завтрак, хорошо?

Вижу, что ей зудит огрызнуться. Озвучить одну из своих придуманных фантазий, но сдерживается. Даже находит силы улыбнуться и почти безразлично дернуть плечами. На прощание все же тянется и целует меня, заталкивая язык так глубоко, что я готов даже поспорить – в зале появился еще как минимум один посетитель, и он – женщина. Пока Язык Вики хозяйничает у меня во рту, смотрю в сторону двери – там и правда девчонка лет двадцати.

Интуиция тебя, Авдеев, никогда не подводит.

Вика уходит.

Я еще минут десять разъёбываю грушу.

И принимаю решение, что пора потихоньку двигать нас «на выход».

[1] Цитата из мультфильма «Малыш и Карлсон»

[2] Лютефиск – замоченная в растворе соды треска, которая используется для приготовления традиционного норвежского рождественского блюда

6. Глава четвертая: Барби

Глава четвертая: Барби

Я сосредоточенно вбиваю данные в таблицу, проверяя прогнозные показатели доходности по американским инвестиционным фондам. Глаза болят так сильно, что не спасают даже святые капли, которые я всегда таскаю с собой в косметичке.