— И куда мы так спешим? — Маэндра перехватил Дашан, едва шенапати пересекла очередные ворота. Фигура пленника давно исчезла вдалеке, но Дашан следовала по пятам, будто привязанная, сама до конца не зная, что станет делать, когда догонит его.

Дашан не ответила другу. Не нашла слов. Только посмотрела на Маэндру обречённо, послала ещё один взгляд вдогонку

Дашан снова двинулась вперёд — и Маэндра пошёл за ней.

Несколько дворов, в которых постепенно начинали собираться гости, они миновали в молчании. От Маэндры не укрылся больной взгляд девушки, устремлённый вперёд. Его Дашан была не из тех, кто легко терял голову. На памяти Маэндры такое случалось всего дважды: раз из-за арабского жеребца и раз из-за трофейного меча.

— Я его хочу! — выдохнула Дашан, подтверждая самые опасные подозрения спутника. Она ткнула вперёд, и Маэндра присвистнул, проследив направление её пальца. Там, в центральном дворе, как раз начиналась экзекуция: пленника подвели к колодкам и теперь фиксировали руки.

— Дашан, а ты уверена, что не одержима? — поинтересовался Маэндра. Особой религиозностью он не страдал, но для порядка должен был спросить. И тут же, поясняя свою мысль, продолжил: — Это - демон-с-гор. Он проник во дворец и пытался выкрасть дочь махараджи.

— Демон с гор… — эхом откликнулась Дашан, наблюдая, как прогибается загорелая спина. Борьба у колодок была почти незаметна, и только потому, что Дашан всё своё внимание направила на приговорённого, она смогла различить с какими усилиями и тихим шипением загибают его руки в пазы.

— Ему сейчас расплющат пальцы, а потом подложат под коня, — Маэндра хрустнул неведомо откуда взявшимся яблоком и принялся жевать. — У махараджи много обученных рабов. Уверен, ты найдёшь себе кого-нибудь ещё.

Дашан бросила на спутника один короткий взгляд и снова уставилась на лобное место.

— Я не хочу, чтобы ему портили руки, — заявила она.

Маэндра приподнял бровь.

— Махараджа будет присутствовать на расправе?

Ответ не потребовался. Стражники наконец справились со своей задачей, и тут же золочёные ворота по другую сторону двора открылись. Шестеро крупных рабов внесли носилки, на которых восседал солнцеподобный махараджа. Волосы его были тщательно заплетены во множество косиц. Лицо выбелено и нарумянено так, что не различить черты.

В одно мгновение все, включая Маэндру, упали ниц. Только двое остались стоять.

Санджив — потому что колодки не давали ему шевельнуться.

Дашан — потому что у неё в этот вечер было плохо с головой.

Вместо того, чтобы рухнуть на колени, она сделала два быстрых шага вперёд и только оказавшись так близко к солнцеподобному, что могла коснуться рукой подола его одеяния, рухнула ниц.

Махараджа с сомнением смотрел на свою победоносную, но зарвавшуюся рабу. «Попрекнуть непослушанием или промолчать?» — думал он. Потому что эта самая зарвавшаяся раба была весьма популярна среди солдат. А именно на солдатах держалась его, махараджи, власть.

Прикинув, махараджа решил смилостивиться и, заплетя витиеватую формулу из титулов-приветствий, закончил:

— … ты что-то хочешь у меня попросить?

Дашан приподняла голову с земли и покосилась на приговорённого.

— Я принесла тебе в дар восточные земли, — произнесла она. — Мне говорили, что и я сегодня смогу рассчитывать на дары.

Махараджа уселся поудобнее. Дашан была на особом положении при дворе. Среди женщин она одна имела не только полную свободу, но и право распоряжаться другими мужчинами, потому что принадлежала к древней царской династии – династии Луны. В те времена когда над городами изумрудных джунглей распространялась их власть, многое было иначе в жизни людей. Взять хотя бы то, что в те древние времена правила бы мать Дашан, а не её отец. Но какой бы особенной она не была, Дашан всё равно не должна была просить сама и при всех. И всё же махараджа и правда собирался её наградить. К тому же Дашан продолжала: