– Жизни Вашего Величества ничего не угрожает. Внутренних повреждений нет, а ссадины и ушибы скоро заживут. Разве что… – он запнулся, бросив испуганный взгляд мне через плечо. Можно было не сомневаться с чем ему пришлось встретиться. Наверняка князь свирепо сверлил его глазами, запрещая болтать лишнего. Нет, ну что за несносный человек! Ну почему он никак не желает осознать, что его чрезмерное желание постоянно присутствовать в моей жизни, нравится лишь ему одному?

Непробиваемый, как скала, князь не желал ничего понимать. Ни тонкие намеки, ни прямые оскорбления не приносили никакого успеха. Этот медведь решил быть рядом, и никакая сила не могла его прогнать. Вот и сейчас, словно желая испытать степень моей выдержки, он мягко приобнял меня за плечи и ободряюще их сжал.

Ну всё, моё терпение закончилось. Дернувшись, я грубо сбросила его руки, и уже собралась в десятитысячный раз отчитать за вольное поведение, когда услышала повелительное:

– Сиди смирно, девочка, и не мешай врачу! Разве подобает королеве скакать по постели как взбесившийся кузнечик?

Сердце подпрыгнуло в груди при звуках самого родного в мире голоса, который я уже и не чаяла когда-нибудь вновь услышать. Бабушка!

Забыв о боли, я повернулась, и в миг очутилась в мягких объятиях грозной Арабеллы д’Арси. И впервые за долгие годы, видимо по причине сильного напряжения, меня прорвало. Не обращая внимания на застывшего с отвисшей челюстью медика, наплевав на все приличия, я крепко прижалась к её груди и, совсем как дитя, зарыдала.

Я плакала так, как, пожалуй, ещё никогда в своей жизни. Слёзы текли по щекам рекой и никак не хотели останавливаться. От частых всхлипываний нос покраснел и распух.

– Ну же, моя хорошая, успокойся. Твои слёзы разбивают мне сердце, – гладя меня по голове, нежно приговаривала бабушка. И если у меня ещё оставались какие-нибудь сомнения относительно реальности происходящего, то после следующей фразы, они моментально улетучились:

– Доктор, не стойте как истукан, подайте воды. Живо! – Прикрикнула она, увидев, как тот на секунду замялся. – Вот возьми, – это она уже мне, всунув в руку кружевной платок, – вытри свои прекрасные глазки. Негоже Вашему Величеству вести себя как сопливая девчонка.

Всхлипнув в последний раз, я улыбнулась. Если что-то в мире оставалось неизменным, то это острый язык герцогини д’Одемар. Воистину, этой женщине не было равных ни при французском дворе, ни при боравийском.

Кстати, если говорить о равенстве… Только сейчас, немного отстранившись, чтобы привести себя в порядок, я обратила внимание на ее внешний вид, и ужаснулась. Линялое платье из грубой ткани, видавший виды передник, и, о боже, уродливый чепец, скрывающий половину ее лица. Что происходит?

Я так прямо об этом спросила. Но перед тем, как ответить, бабушка стрельнула глазами в сторону вытянувшего от любопытства шею, эскулапа:

– Подите прочь, любезный. Дальше, Её Величество справится без вас.

– Но позвольте… – с оскорбленным видом попробовал было возразить медик, но я взглядом заставила его умолкнуть.

– Ступайте, Тамаш. Если понадобитесь, я за вами пришлю.

Провожая взглядом коренастую фигуру врача, бабушка задумчиво нахмурила брови:

– Ты, возможно, удивишься, душенька, но этот человек и лицом, и сложением, самым удивительным образом напомнил мне…

– Де Кресси, – улыбнувшись, закончила я за нее я. Правда от стреляющей боли на затылке, улыбка вышла несколько кривой. – Вот только пообстричь эти густые усы до тоненьких полосочек, да чуть укоротить рост и будет просто вылитый шевалье.