Марианна молча оглядывала эту бедность, даже нищету. Неужели Иван и его приятели способны находить что-то редкое и ценное в этой убогой глухомани?

На сломанный забор взлетел черный с отливом петух, собираясь закукарекать. Но, заметив подъезжающие машины, всполошился и, растопырив крылья, исчез в лебеде.

Машины остановились у крайней избы. После долгого стука в ворота, появилась пожилая женщина, развела руками - самим места мало, куда вас всех? Махнула рукой, указывая в противоположный конец улицы.

Иван нахмурился.

- Вот ведь, кержаки! Не хотел я у Пантелея останавливаться, да ведь, кроме него, никто опять не пустит. Прямо хоть палатки на выгоне ставь…

- А почему бы и не поставить? - произнесла Варвара. - Дождя не будет, а остальное нам без разницы, молоко они продают без проблем.

Марианна с удивлением прислушивалась к этому разговору.

- А что, Пантелей - нехороший человек?

- Да нет, нормальный мужик, - ответил Федор. - Не местный он, женился когда-то на дикушинской девке, после жена померла, а он тут так и остался.

- Тогда в чем дело?

Воцарилась тишина.

- Дело не в нем, а в доме его, - нехотя объяснила Варвара. - Кладбище там рядом…

Марианна не поняла, при чем тут кладбище, но продолжить расспросы не решилась.

- Ладно, скоро стемнеет, так что поехали к Пантелею, - вздохнул Федор. - Водки напьемся, голову под подушку, и - плевать на все!

***

Изба, к которой они подъехали, выглядело в точности, как другие. Разве что была чуть попросторнее, благодаря пристройке. Хозяин, услышав шум моторов, уже спешил навстречу. Было Пантелею лет пятьдесят с гаком - типичный крестьянин, с кудлатой бороденкой, хитрым прищуром глаз и улыбкой, которая демонстрировала отсутствие двух верхних передних резцов.

Гостям Пантелей радовался по-детски бесхитростно. А как же - сахару дадут, тушенки дадут, карамели и пряников привезли, водочки. И ещё денежек заплатят. Много ли одинокому мужику для счастья надо?

Единственное, что его озадачило - когда Иван отвел в сторону и спросил, можно ли для одной из женщин постелить отдельно от другой.

- А чегой-то отдельно? - удивился Пантелей. - Обе на кровати поместятся, чай не подерутся.

- В том-то и дело, что подерутся, - вздохнул Троицкий. - Так что ты уж постели им порознь, иначе придется палатку в картофельнике ставить.

- Сдурел? - замахал руками хозяин. - Шкура не дорога? Ладно, придумаю, как быть. Пошли в дом.

- И ещё… - придержал его Иван. - Тут у кого-то лошади вроде были. Нельзя ли завтра их под седлами взять. Я заплачу.

- Лошади… - задумался Пантелей. - Вот уж не знаю - Василий, вроде, на покос завтра собирался. Но могу спросить, мне-то он доверит. А чужим засумлеваться может. А сколько заплатишь-то?

- По сто рублей за лошадь в день. И тебе полтинник, если сговоришься.

- Ну, вы тогда в доме-то сами начинайте хозяйничать, а я по-быстрому к Ваське сгоняю и вернусь.

Троицкий проводил взглядом удаляющуюся нескладную фигуру, потом огляделся. Все так же - огромный, соток тридцать огород, засаженный почти только одной картошкой, шаткий хлев, в котором давно ничего, кроме старой, украденной в колхозе бороны, нет. Протоптанная дорожка к деревянной уборной на задах огорода. А справа, за густым молодым березняком, подпираемым кустами черемухи и боярышника - дикушинские могилы. И зачем было ставить дом так близко к погосту? С той стороны деревни земли - хоть сто изб руби…

Хороший мужик Пантелей, но место, где он обитает, Иван четко воспринимал как «плохое». И для этого у него были все основания.

***

Мари спала беспокойно. От комаров она нашла спасение - накинула на кровать противомоскитную сетку, которую ей дал Троицкий. Кровать была смешная - железная, короткая, с высокими спинками и скрипучей сеткой. Но ничего, спать можно. Хуже было то, что рядом кто-то постоянно возился, шуршал и чихал.