- А все же… - видя его нежелание говорить об этом, Мари решила сменить тему. - Что заставляет вас, городского человека, журналиста и веб-дизайнера, каждое лето рыскать в этих местах? Я так поняла, что вы что-то ищете? Иконы?
- Да, неохотно, - признался Иван. - И иконы тоже. К этому можно относиться по-разному. С одной стороны мы обманываем доверчивых крестьян, выманиваем у них ценные раритеты почти за копейки… А с другой - вот в позапрошлом году у одной бабушки в Лысухино купили две книги, иконы она отказалась продать. Да ещё Федька ей крышу починил. А вчера от Хасана узнал - померла старушка, а избу её после похорон какая-то пьяная сволочь подожгла. Иконы сгорели. А если бы мы книги не увезли, и они бы - тоже. А книги - одно из первых изданий «Апостола» и «Житие монаха святаго Иеронима Пустынника» - от руки переписанное. И сколько ещё таких вещей в сундуках у местных бабок и дедов лежит - неизвестно. И сколько ещё изб после их ухода из жизни сгорит или просто сгниет… Вот такая я помесь шакала и кладоискателя, - заключил он.
- Шакалы тайком тащат, - она испытующе глянула на Троицкого.
- Ну, мы стараемся не тащить, - улыбнулся тот. - Хотя однажды было. У алкоголика, правда. Вроде все нормально шло, шкатулку он нам бабкину показал - речным жемчугом отделанная вещица. А в ней панагия - из перегородчатой эмали. Чудо! У Марка аж глаза загорелись. Сторговались - чин-чином, мужик вроде рад был, что бесполезные цацки заезжим дуракам за приличные деньги сбагрит. А потом предложил сделку обмыть. Кто ж знал, что он в пьяном виде полным психопатом становится… В общем, полез в драку, за топор схватился. Федька его скрутил, а мы шкатулку с панагией забрали, оговоренную сумму за божницу сунули и - ноги в руки.
- Да, весело… - Мари на секунду отвлеклась - они подъезжали к очередной гари - высохшие черный стволы и лишь на макушках сосенок сохранялась зеленая хвоя. Унылый ландшафт контрастировал с голубы небом и бегущими по нему белыми облачками.
- Километров сто осталось, - тормозя и оглядываясь, объявил Троицкий. К вечеру доберемся.
- Почему к вечеру? - удивилась Мари. - Сейчас только полдень.
- Дальше самое веселье начнется - дай бог по двадцать километров в час делать. Но это вряд ли. Так что советую постоянно крепко держаться за что-нибудь - трясти будет.
«Трясти»? И это после того, что было? Можно подумать, что до этого их совсем не трясло.
Что имел в виду Иван, стало понятно очень скоро - дорога почти исчезла и машина пробиралась практически на ощупь, то и дело сдавая задним ходом, чтобы найти более проходимое место. Приходилось объезжать болота и овраги, возвращаться и петлять. Несколько раз вброд пересекали мелкие неширокие речки и ручьи.
Судя по тому, что солнце оказывалось то слева, то позади, то даже справа, каждый километр маршрута, прочерченного прямой линией на карте, превращался минимум в два, а то и в три.
Надолго останавливались один раз - перекусили прихваченными у Хасана вареными яйцами, мясом и все той же картошкой в мундире. Лица у всех покрылись волдырями от комариных укусов.
- Уровень воды в этом году средний, - задумчиво сообщил Федор. - Кобылье болото напрямик не переехать.
- Да, гать там старая, расползлась вся, - отозвался Марк. - Завалиться можем.
- Кобылье придется объехать. А вот подгадаем ли к парому на Сизой?
- Должны подгадать. В крайнем случае, погудим, паромщик услышит. Стольник сверху - все дела.
Они разговаривали между собой о вещах, вроде бы, обыденных. Но звучало все это таинственно и почти непонятно, словно на тарабарском языке.