Мари зажмурилась и представила себе нечто грязно-серое, спрутом впивающееся в её мозг, высасывающее жизнь и её саму.

Уткнувшись в подушку, она закусила наволочку, чтобы не разрыдаться. Только не это - не хватало ей опухших глаз и выражения безысходности на лице. Надо найти в себе силы встать и вести себя, как ни в чем не бывало.

Роза опять суетилась у плиты, кормя гостей завтраком - поджаренной вчерашней картошкой, топленым молоком и оладьями с вареньем.

Иван старался не смотреть на Мари, которая, поздоровавшись, тоже села к столу. Варвара демонстративно отвернулась и не ответила на приветствие.

Когда пришло время - а пришло оно очень быстро - усаживаться по машинам, Марианна ощутила жгучее сожаление, что нельзя остаться и хоть немного пожить тут. Просто пожить, не думая ни о чем. Пить молоко, бродить по лесу, по утрам просыпаться от петушиных криков и мычания коровы.

И все это было бы вполне возможно, если бы не та серая дрянь, которая раз и навсегда изменила отношение к каждому уходящему и приходящему дню. Нужно было спешить.

Простились с хозяевами. Хасан, получивший в подарок новую рыболовную сеть, довольно улыбался, сверкая золотым зубом. А Роза напоследок что-то шепнула Ивану на ухо, толкнула его локтем в бок и убежала в хлев - нужно было выгонять пастись овец.

- Что она вам сказала? - с интересом спросила Марианна, когда Троицкий занял водительское место.

И тут произошло неожиданное - Иван покраснел. Причем так сильно и почти мгновенно, что не заметить этого было невозможно.

- Да так… - буркнул он, отводя глаза. - Ничего особенного.

Не мог же он признаться, что востроглазая Роза шепнула ему: «А девка твоя - ой, хороша! Не упусти, смотри!» Вряд ли Марианна поняла бы это правильно. Он ведь с самого начала знал - не его это поля ягодка. Совершенно точно - не его. Да и диагноз у неё такой, что наверняка только о своей болезни и думает…

Как бы он вел себя на её месте? Троицкий не знал. И, если уж быть до конца честным, и знать не хотел. Не было никакого желания даже представить себя в такой ситуации.

И он был благодарен за то, что не оправдались его опасения и Марианна ни разу не плакала. Этого он бы точно не выдержал.

***

И снова замелькал, закружился лес. Красные стволы сосен, белые - берез. Сверяясь с картой, Иван повернул около большой гари и направил машину по довольно накатанному проселку. Появилась деревня, и Мари спросила:

- А почему мы заночевали именно в лесничестве?

- Потому, что я Хасана лет пять уже знаю, повидать хотелось. Да и дорога через лес короче. А ещё… не люблю я в местных деревнях на постой вставать, хотя в Дикушино придется. Но это - вынужденная необходимость.

- Интересно, почему? Неужели, в палатках лучше?

Иван замялся. Ну как объяснить этой столичной штучке, что жизнь в лесах состоит не только из того, что глазу видно? Как? Он и сам поначалу, не понимал, что же иногда так пугает и гнетет в иных местах. То в избе страх нагоняет, то на каменной осыпи или рядом с болотом. И только со временем, разговаривая с местными жителями, узнал, что в этих краях до сих пор живы многовековые поверья и легенды о всевозможной нечисти. В чертовщину Иван, как всякий современный человек, не верил. Но вот в то, что существует «черная», негативная энергия - вполне. Если в одном и том же месте пугать несколько поколений людей, то следующих и пугать уже не надо - аура там возникает нехорошая и вполне ощутимая.

Отличное сочетание бреда получилось бы - слова цыганки о Шаман-горе и его откровения насчет «плохих мест».