– Это будет всему конец, – сказал Росс.

Харман пожал плечами:

– Заранее ничего нельзя сказать. Они много чем могут воспользоваться. Время покажет. Пока что они не спешат. Может быть, они сами немного плутают во тьме.

– Или, может, они нас заманивают, – пробормотал Росс, – чтобы больше из этого выколотить.

– Они занимаются грязным бизнесом, – сказал Харман. – Шантажом. Грязный способ выйти на рынок. – Он умолк.

– А почему негры? – спросил Эл.

– Это давняя история, – сказал Харман. – Был один негритянский фольклорный певец; мы тогда только начинали, году в сороковом. Как раз перед войной, в Сан-Франциско. – Он глянул на свои наручные часы. – Когда-нибудь у нас будет время, и расскажу вам все, всю эту историю.

– Но сейчас нам надо заняться работой, – сказал Росс, поднимаясь на ноги и ставя на поднос свой бокал. – Нам предстоит поездка.

– Хотел бы я знать, жив ли он еще, – сказал Харман.

– Кто? – спросил Росс.

– Босой Лейси Конкуэй. Играл на пятиструнном банджо. Он сидел в одной тюрьме с Ледбеттером – Лидбелли[24], вы знаете его под таким именем. Я много раз встречался с Лидбелли, пока он не умер. Собственно, мы выпустили пару его пластинок.

– И одну Босого Лейси Конкуэя, – сказал Росс.

Они обменялись многозначительными взглядами.

– Так вы хотите сказать, что вас преследовал тот тип, игравший на банджо? – сказал Эл. – Все это время? – (Звонок был от Тути Дулитла, ясное дело. Они по вполне понятным причинам вообразили, что это был кто-то другой.) – Почему же вы его не заткнули? – спросил он.

Они оба рассмеялись, Росс и Харман. А потом Харман медленным, задумчивым голосом проговорил:

– Эл, они могут меня преследовать, но мы доберемся до них первыми. Как вы и предлагаете. Не обманывайтесь на этот счет, на карту поставлено слишком много.

Дверь дома открылась, и в патио вышла женщина, величавая седая дама, которую Эл Миллер сразу же идентифицировал как миссис Харман. Подойдя к мужу, она сказала:

– Крис, тебя хочет видеть какой-то тип, он ждет в гостиной. Но ведет себя очень странно. – В голосе ее чувствовалось напряжение; она мимолетно улыбнулась Россу, а затем Элу. – Может, тебе лучше… – Она наклонилась, чтобы посекретничать с Харманом, и слова ее стали неразборчивыми.

– Хорошо, – сказал Харман, поднимаясь на ноги. – А что за человек? – Он глянул на Росса. – Никогда его раньше не видела?

– Может, нам пока лучше не уезжать, – сказал Росс, метнув взгляд на Эла.

– Никогда не видела его прежде, – сказала миссис Харман.

– Это Эл Миллер, – объяснил ей Харман, указывая на Эла. – Он теперь на нас работает. Это миссис Харман, Эл. – Потирая подбородок, он спросил: – Зачем он явился? Что говорит?

– По-моему, с ним что-то не так, – сказала миссис Харман, обращаясь к Бобу Россу. – Может быть, он пьян. – И добавила: – Довольно пожилой. Лет шестидесяти.

Харман направился в дом. Но у двери он приостановился и обернулся, чтобы сказать Элу кое-что еще.

– Вы многое увидите, – сказал он. – С этих пор. Это будет богатый опыт. Увидите то, о чем я говорил. Те проблемы, что мы обсуждали. Проблемы, с которыми сталкивается организация и которые она постоянно должна иметь в виду.

– Мы войдем вместе с вами, – сказал Росс.

– Это было бы замечательно, – сказала миссис Харман.

Они вчетвером пошли через весь дом в гостиную. Дом был прекрасен, и внимание Эла привлекало в нем то одно, то другое. Он отставал и вошел в гостиную последним; ему пришлось вглядываться мимо остальных, чтобы что-то увидеть.

Там, развалившись на кушетке, в костюме и галстуке, с чашкой и блюдцем на колене, улыбаясь и глядя прямо перед собой, сидел Джим Фергессон. Казалось, он не замечал их присутствия, продолжая неподвижно глядеть в пространство. Его костюм, заметил Эл, был в грязи. А лицо у него горело, и его исчерчивали струйки пота.