– Меня это не заботит! – крикнула Джули. – Меня заботит их обращение с тобой. Сначала он тайком от тебя затеял эту продажу, хотя прекрасно знает, что без этой стоянки ты лишаешься куска хлеба, а потом они еще и вытирают об тебя ноги. Боже, как жаль, что меня там не было! И эта стерва еще заставила тебя везти ее домой. Как будто ты ей шофер!

– Это была моя идея, – сказал он. – Отвезти ее домой, чтобы самому посмотреть, как он там и что с ним такое.

– Он для тебя – ничто! Он в прошлом, куда нет возврата, – сказала она. – Не думай больше об этом старике; забудь, что когда-то видел его и знал, – думай о будущем. И никогда к ним больше не ходи. Лично я туда ни ногой, хватит с меня их покровительства.

– Честно говоря, – сказал Эл, – я решил сегодня же съездить туда снова.

– Это еще зачем? – выпалила она, дрожа от негодования.

– Мне не нравится, когда меня вот так вышвыривают. Думаю, я должен туда вернуться. Из чувства собственного достоинства и гордости.

– Вернуться и сделать что? Да она тебя просто оскорбит; ты ни с кем из них не можешь за себя постоять; ты слишком слаб, чтобы иметь с ними дело. Нет, не слаб. Но… – Джули повела рукой, совсем забыв о еде. – Не способен смотреть в лицо грубой действительности.

– Теперь я просто обязан вернуться, – сказал Эл. – После того, что ты сказала.

По крайней мере, так это ему представлялось. Другого достойного пути не существовало. Даже моя жена, думал он, смотрит на меня свысока.

– Тогда лучше прими какую-нибудь из этих своих таблеток, – сказала Джули. – Прими дексимил, он у тебя есть. Когда ты их принимаешь, у тебя вроде как больше задора.

– А что, хорошая идея, – сказал Эл. – Приму.

– Ты это серьезно? – спросила Джули. – Хочешь напрягать мозги на износ ради этих людишек, даже без какой-либо выгоды?

– Поеду и спрошу у него, что такое он делал в округе Марин посреди рабочего дня, – сказал Эл. – Очень мне это любопытно.

Но на самом деле он жаждал ответить на враждебный выпад Лидии Фергессон; он чувствовал, что должен постоять за себя. Жена заставила его прийти к такому заключению – или же, по крайней мере, ускорила процесс. Через день-другой, решил он, я бы и сам к этому пришел.

Услышав, что к обочине возле дома подъехал автомобиль, Лидия Фергессон подошла к окну и посмотрела вниз.

– Опять этот отвратительный, тошнотворный тип, – сказала она. – Этот Эл.

– Вот и славно, – сказал старик.

Откинувшись на кушетке, он как раз думал, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь составил ему компанию. Он все еще был подавлен. Силы к нему не возвращались, он не мог даже одеться и оставался в банном халате; к столу он не спускался, и Лидия подала ему ужин в гостиную.

– Я его не впущу, – сказала Лидия.

– Впусти, – сказал он; слышно было, как Эл поднимается по ступенькам крыльца. – Мы выпьем с ним пива. Пойди-ка и принеси пива. Раньше ему надо было срочно уехать.

В дверь позвонили.

– Я не стану отпирать ему дверь, – сказала Лидия. – Знаешь ли ты, что я ее заперла? На цепочку.

Это его не удивило. Тяжело поднявшись на ноги, он шаг за шагом преодолел пространство гостиной; она смотрела, как он все ближе и ближе подбирался к входной двери. Ему потребовалось немало времени, но в конце концов он с этим управился: снял цепочку и повернул дверную ручку.

– Приветствую, – сказал Эл. – Рад видеть тебя на ногах.

– Мы слышали, как ты подъехал, – сказал старик, держа дверь открытой. – Прости, я снова присяду.

Эл вошел в дом и проследовал за стариком через гостиную. Теперь Лидии нигде не было видно, она исчезла. Старик слышал, как где-то закрылась дверь; вероятно, дверь ее спальни. Что ж, вот и хорошо, если учесть ее отношение к Элу.