«…know how you feel inside I've

I've been here before

Something's changin' inside you

And don't you know…»

Меня вдруг охватила непонятная тоска, и захотелось плакать. От радости, что я сижу здесь и смотрю на него. От того, что он такой совершенный, такой красивый, от осознания, что я нескладный тощий подросток с веснушками и маленькой грудью. От того, что он так дорог мне. От понимания, что мои «отношения» и моя влюбленность еще вчера утром приносили мне столько радости, сейчас абсолютно ничего для меня не значили, от того, что от одного вида моего парня у меня не бегут мурашки, как сейчас от присутствия Димы. Не открывая глаз, я отвернулась от него и заплакала.

Так по-дурацки. Просто эмоции, я не смогла с ними справиться, да и не хотела – мне пятнадцать, и часто хочется плакать. Guns N' Roses уже сменила The Cranberries, а я всё ещё ревела и старалась делать бесшумно. Машина снизила скорость, и мы свернули на обочину.

– Эй, что случилось? – шёпот совсем рядом, лёгкое прикосновение к моему плечу. Он заметил, чёрт, быстро начинаю перебирать, как же я спалилась.

Я быстро вытерла слёзы, повернулась. Дима смотрел прямо в мои глаза. Будто там точно был ответ, что происходит. Мне было стыдно. Я опустила глаза, не нашла ничего лучше, как выдохнуть «я скучала». И всё. Слёзы опять покатились по моим щекам. Наверняка я опухшая и красная как помидор. Да плевать! Мы когда-то договорились не врать друг другу. И это правда. Я очень скучала по нему. Он притянул меня к себе и крепко обнял, насколько это было возможно с водительского сидения.

Несколько мгновений он обнимал меня и гладил по голове, успокаивая, затем взял меня за подбородок и повернул моё лицо к своему. Провел пальцем по слезинке на щеке.

– Нормально? – он всё ещё заглядывал в мои глаза. Я вернулась на место и кивнула в ответ. Он выехал на шоссе. Несколько минут мы молчали. Лёха мирно посапывал на заднем сидении.

– Я тоже, – вдруг сказал Дима, и прибавил звук на магнитоле. Я посмотрела на него, и он улыбнулся.

Волна абсолютного счастья накрыла меня с головой, тысячи солнц засветили для меня в одну секунду.

Я забрала эту его улыбку в свой чемодан памяти, в котором уже находились его улыбка нашей первой встречи, его объятия возле перевернутого велосипеда, моя рука в его руке, тепло его спины по пути на ручей Хрустальный.

С самого первого дня нашей встречи я старалась запомнить до мельчайших деталей каждый эпизод его присутствия в моей жизни. Я бережно складывала каждый момент в отдельное место своей памяти, назвав его чемоданом памяти. Он был полон событий, ощущений, запахов, которые возвращали меня к Доброму.

Мы продолжили путь в полном молчании, изредка я ловила на себе его странный взгляд – его глаза улыбались. Через полчаса погода резко испортилась, разом потемнело, начался дождь, и я принялась рассматривать капли на стекле.

Примерно за час до въезда в город проснулся брат, и до самого дома мы дурачились, подпевали рок-исполнителям и слушали его медицинские байки. Высадив нас перед воротами, пока Лёха забирал мою сумку из багажника машины, Добрый обнял меня, и мы попрощались.

Родственники приняли меня, как всегда, очень тепло, будто я никуда и не уезжала. Утром я проснулась с ощущением – я дома.

А вечером[1] Доктор[2] пошел к друзьям, и я хвостом увязалась за ним. В свою защиту могу сказать, что он не очень-то и сопротивлялся, даже, скорее, доволен был взять меня с собой. Мы встретились с ребятами возле единственного в городе торгового центра, компания всего человек десять, не больше. Судя по приветствиям и воплям, я была желанной гостьей, моего приезда здесь ждали, парни здоровались и обнимали меня. Все лица знакомые, была даже пара девчонок. Доброго среди них не было. Не встретила среди них и Злого с Шерханом. Мы пошли на озеро, ребята пили пиво, играли на гитаре. Кто-то запел. Летние каникулы подходили к концу, студенты уже готовились разъехаться, поэтому наслаждались оставшимися летними вечерами и общением со старыми друзьями.