И он приехал. Так получилось, что медицинская практика Доктора в одной из больниц Владивостока подошла к концу, до начала учёбы оставалось ещё три недели, и Лёха Доктор решил поехать домой. Я не знаю, как часто они с Добрым общались в столице нашего региона, как они встретились, но в итоге, перед тем как ехать домой, они приехали к морю. За мной.

Триста километров, двенадцать населенных пунктов, четыре часа. Но когда ребята прорвались через плотный туман к моему дому, меня там не оказалось, потому что я была на пляже.

Добрый не захотел ждать, отказался от чая, лишь спросил, на какой именно пляж я обычно хожу, и парни сразу поехали меня искать.

К тому времени я уже не читала. Скрестив ноги, закутавшись в плед и не обращая внимания на влажные кудри в бисере водяных капель, смотрела сквозь пелену тумана на шипящие волны и дышала солёным воздухом. Мысли мои были далеко, вихрем кружили вокруг слайдов из картинок – руки, губы, улыбка, глаза.

Тут мой взгляд остановился на идущем сквозь туман вдоль полосы прибоя человеке. Голый мощный торс, шорты в солёных брызгах, мокрые черные волосы, торчащие иголками. У меня перехватило дыхание, и сердце стремительно упало в желудок. Я не видела его полтора года, но сразу узнала и ни на минуту не усомнилась, что это точно он.

Через несколько секунд я уже висела на нём, обхватив его руками и ногами с воплями восторга. Он смеялся, обнимал меня крепче и целовал в макушку. Я смеялась, обнимала его и визжала от радости, и мне было не стыдно.

– Ого, – сказала я, присвистнув. – Твоя? – я кивнула в сторону черного кроссовера, пока он открывал машину. – Крутая тачка.

– Да, так… взял покататься, – отмахнулся он.

И тогда в большой теплой машине рядом с ним я впервые почувствовала себя на месте, на своем месте, вот так я и хотела – быть здесь, на переднем сидении большой красивой машины с ним, держать его за руку, смеяться, дергать его за волосы, дуться и показывать язык. Быть собой, а не зажатой туго зашнурованной хорошей девочкой без эмоций и чувств, с оценками «отлично». От этих мыслей мне стало не по себе, и почему-то стало больно. Часть вечера я провела, закрывшись в ванной и разговаривая по телефону со своим парнем, который был не в восторге от того, что мы не сможем встретиться сегодня вечером, и, мягко сказать, ошарашен внезапным моим отъездом. Но меня мало интересовали его чувства в тот момент, я даже испытывала какое-то злорадство, уж очень он самодовольно стал себя вести в последнее время.

Рано утром мы выехали в Звёздный. Я обняла своих родителей на прощание, взяла собранный в дорогу завтрак и помчалась к машине. Дима погрузил мою небольшую сумку в багажник, Лёха зевал, облокотившись на дверь машины, и курил. Я поморщила нос, забралась на переднее сидение, пристегнула ремень безопасности и вставила кассету в магнитофон. Всё, готова. Под звуки рок-баллад мы выехали на шоссе. Солнце только-только начинало лениво выползать из своей норы. Краем глаза я наблюдала, как брат удобнее устраивался на заднем сидении, как он закрыл глаза и через несколько минут засопел. Несмотря на ранний подъем, спать мне не хотелось. И я придумала себе занятие. Я свернулась клубком на сидении, укрылась пледом, который предусмотрительно захватила с собой, прикрыв глаза, сделала вид, что я сплю. Из-под опущенных ресниц наблюдала за Димкой, за тем, как он вел машину, разглядывала его глаза, губы, его руки. У него были очень красивые руки – сильные, с золотистой от загара кожей, с узорами выступающих вен. Плавные красивые линии заканчивались длинными пальцами. Которые, кстати, в тот момент отстукивали ритм на рулевом колесе. Из колонок Guns N' Roses впечатывал слова в мой мозг: