– Да ладно тебе. Я всё расскажу, как приедем домой.

– Ты что? Охренел!! Хочешь семью порушить? Дурак совсем?

– А как теперь?

– Отвлекись, и постарайся вообще не думать об этом. Ископаемое.

– Я не смогу не думать. Как же так?

– Ты что. Правда, дурак? Выйди на площадь и крикни: «Кто без греха, кинь в меня камень». И стой, жди.

– И что?

– А то, не прилетит в тебя ни один камень. Ни один. Хоть что-то понял?

– Понять то понял, но не верится.

Не прошло и двух недель, как Степан снова собрался на рыбалку. Теперь уж один. И снова в низовье. Потом снова, снова. А год назад Нюрка родила пацана. Такой крепыш, и носом, ну вылитый Степан.

Молва на месте не сидит. Дошли слухи и до жены Степановой.

– Что-то Стёпа, ты зачастил на рыбалку в низовья кататься. Раньше всё в верховья ездил. Или там мёдом кто намазал?

Степан выдержал паузу, и медленно, но веско отрезал:

– Тебе не всё равно, откуда я тебе рыбу вожу? Главное, что вожу. Тебе вожу. А бабьи слухи собирать станешь, могу и бросить… рыбачить.

С тех пор и делил Степан соболей на две кучи. Не ровные, но две. А вот как душу разделить так и не научился. Страдал от этой задачи, крепко страдал.

Снегу всё прибавляло, шагать стало убродно, но ещё терпимо. Собаки, поняв, что хозяин направляется в сторону дома, заигрывали с ним, неслись вперёд, обгоняя друг друга.

А в другой стороне, в хребте, в просторной берлоге спал медведь. Это только так говорят, что медведь всю зиму спит. Конечно, состояние у него сонное, но это всего лишь состояние. Он ворочается с боку на бок, кряхтит, снова переворачивается. Садится и почёсывает себя когтями. Опустив голову на грудь, снова дремлет. Очнувшись от дремоты, поднимает лобастую голову, открывает глаза, прислушивается, стараясь определить, что происходит снаружи. Говорят, медведь чувствует охотников, когда те только начинают заряжать патроны. Он ждёт их.

Проведя ночь на базе, хорошо отдохнув, Степан с утра разогрел снегоход и уже вечером, по глубоким сумеркам подъезжал к дому. Найда с Загрей сидели в нарте, привязанные коротко, а Верный где-то бежал сзади. Он ни под какими уговорами не соглашался ехать в нарте и всю дорогу бежал, всё дальше и дальше отставая. Приходил домой только глубокой ночью, а то и вовсе под утро, это значило, что где-то ложился на часик, отдыхал.

Дома встретили радостно, как всегда встречают долгожданных таёжников. Ещё не успел раздеться с дороги, как прибежал Николай. Пришёл поделиться радостью. У него сын, Вовка, был в армии, должен был демобилизоваться ещё осенью. По каким-то причинам его задержали и вот теперь, перед самым Новым годом он заявился.

Несколько следующих дней ушло на приготовление к празднику, и на сам праздник. В первых числах января сговорились двигаться на берлогу. Сговорились вчетвером. Это сам Степан, Николай с сыном Вовкой, который очень возмужал за время службы в армии, окреп, и Андрюха. В компании его уже давно стали называть «оператором», и иногда «киношником».

Степан не один раз заводил с ним разговор о том, что берлога очень далеко, что добираться туда будет очень трудно. А ему, Андрюхе, с его «опытом» ходьбы по тайге, а особенно на лыжах, это просто немыслимая экспедиция.

– Давай ещё на годик отложим твоё кино. На следующий сезон найду нормальную берлогу, поближе, пораньше. Сделаем твоё кино красиво и культурно.

– Нет. Пожалуйста. Я дойду, обещаю. Пожалуйста.

Ну, что ты с ним будешь делать. Придётся вести.

Коней поручили Николаю. Он выбрал на конном дворе Гнедка, уже далеко не молодого, осторожного, не первый раз идущего в такую трудную дорогу, и Карьку. Этот был молодой, всего второй год, как объездили. Чем-то он был схож с Верным, такой же балбес, с расхлябанной, широкой походкой.