– Кстати, как звали твою… – осёкся, вспомнив о показаниях сигналки, тех самых, что Гай снимал, пока я за невестой по Каулу носился, и сразу же исправился:

– …твоего гостя. Ну, мальчика этого…

– Ы-ы-ы… Какой мальчик? Не было мальчика. Он сам пришёл. Никакого мальчика не было, я…

В султанате давно отменили наказание за мужеложство, но кеиичи Нахо, судя по всему, то ли не знал об этом, то ли был наслышан о том, как заключённые в тюрьмах обходились с теми, кто насиловал детей, неважно, какого пола.

– Я сейчас ударю, – остерёг я, и перехватил за спиной одну руку другой, понимая, что этот страх не на пустом месте возник. – Больно.

– Эйя-рэ, – прорыдал Нахо. – Он подмастерье на улице Мастеро-ов… И я ничего, даже пальцем не...

– Расскажи мне о нём, – ментальную сеть я сплёл против воли. Честно, не собирался, она сама как-то легла в руку и полетела.

Отрывисто приказывая, без вопросительного тона:

– Где познакомился. Когда. Что он рассказывал о себе.

– Не помню… – завыл кеиичи, от ужаса захлебываясь собственной слюной. Подчиняясь моему приказу, сознание Нахо пыталось дать ответ, потому что он у него точно был. Вот только кто-то спрятал его так глубоко, что и концов не сыскать. – Имя помню, а больше ничего-о-о-о… Ни как выглядит, ни что мы делали, ни где… Не бе-е-ейте! Ша-иль Нильсай! Я пра-а-а-вду, пра-а-а…

– Заткнись.

Хлопнув дверью, я вышел из холодной. Что-то мне не нравились повальные провалы в памяти у людей, что так или иначе пересекались с моей жёнушкой. Кто-то менее въедливый не обратил бы внимания на такие столь явные совпадения, но лично меня они наталкивали на такие мысли, что… что…

Вдохнул полной грудью, глубоко, до головокружения, и шумно выдохнул, пытаясь стереть с лица довольную улыбку. Не буду загадывать наперёд. Подумаю об этом, когда верну себе жену… Но, кажется, всё указывает на то, что на этот раз мне повезло. Каково на вкус счастье? Пока не знаю, но у него три родинки на левой щеке, поганый характер, тяжёлая рука и глаза синие-синие.

А ещё оно очень быстро бегает и пока не знает, наивное, ох, не знает, что от Чёрного Колдуна далеко не убежишь.

К концу второго дня поисков настроение у меня было уже не столь оптимистическое, а ещё трое суток спустя я начал реально подумывать о том, чтобы податься в бега. Ибо время, отведённое султаном на подготовку молодой супруги к Представлению, утекало, как вода сквозь пальцы, а я в поисках жены не продвинулся ни на шаг. Интуиция подсказывала, что Синеглазка не успела покинуть Каул, но интуицию на аудиенцию к султану не приведёшь, в карей для знакомства с жёнами султана с ней под ручку не явишься и на службу к Уни-султан не устроишь, а по статусу моей жене положено служить именно при её дворе... И ведь от этого никуда не деться! Чем дольше я буду искать свою амиру, тем меньше у неё останется времени на то, чтобы изучить всю необходимую информацию, выучить имена и титулы придворных дам, пошить нужное количество платьев... Ну и на прочую женскую жизненно необходимую ерунду...

Впрочем, кое-какие шаги, чтобы облегчить жизнь Синеглазке, я предпринял сам. Во-первых, занялся ремонтом. Удачно разгромленная спальня стала отправной точкой, и я решил немного раздвинуть стены, переделать соседнюю комнату под вторую гардеробную, внести некоторые изменения в ванной, ну и обустроить кабинет удобным диваном: что-то мне подсказывало, супруга не сразу согласится делить со мной одну постель.

Во-вторых, нанял портниху. Очень талантливую, по словам Гудрун, девочку, у которой был лишь один существенный изъян: немота. Недостаток был немедля записан мною в достоинства, а девушка покинула швейную мастерскую, где работала и жила с пяти лет, именно в этом возрасте мать продала её владелице ателье. Неофициально, конечно–официально в султанате рабства не существовало, по документам маленькая работница находилась под опекой, а так как она была недееспособной, что не мешало ей трудиться на благо швейного дома с утра до ночи, под ней бы она и оставалась до глубокой старости, если бы Гудрун однажды не отнесла ей в ремонт мои рубашки.