– Я слушаю, мой повелитель, – почтительно склонил голову я.

– Достопочтенный кеиичи Шай, чьи предки славно послужили моему роду, пишет, – Акио опустил глаза к свитку и прочитал:

– «Жестокий шерх охотится в пруду подданных великого султана Акио, да продлят его дни всесильные боги Земли. Безжалостно режет немощных, уносит в тёмную Бездну жён и детей. Осиротевшие дома моего кхана* смотрят на мир чёрными окнами. Молю своего правителя о помощи...» Ну и дальше по тексту. Что скажешь?

Что скажу? Например, что нужно издать закон, запрещающий писать доносы и жалобы в таком стиле. Нужно семи пядей во лбу быть, чтобы понять, о чём тот или иной писака пишет. Что же касается конкретного случая, то речь может идти о чём угодно, начиная с браконьерства и заканчивая…

– Кеиичи Шай? Прошу прощения, великий. Это какой кхан? Не тот ли, что граничит с Цигрой?

Султан с довольной ухмылкой кивнул и одновременно скосил взгляд в записку, которая прилагалась к письму. Ну, всё ясно. Визирь уже успел сделать заключение по делу, читай, продраться сквозь дебри эпистолярного жанра и в двух словах объяснить суть проблемы. Отсюда вывод: не взбрыкни я с Представлением, не было бы этого бессмысленного экзамена… Хотя не так уж он на поверку и сложен, как виделось с первого взгляда.

– В таком случае рискну предположить, что речь идёт об участившихся в последние пять лет случаях похищения молодых женщин и детей. Так называемое движение чёрных мэсанов, я имел честь докладывать об этом светлейшему султану и пресветлому визирю. Несколько раз.

Несколько десятков раз, уж если на то пошло, но либо первый советник султана отказывался визировать проблему, либо султан обвинял меня в том, что я из корьки пытаюсь мау сделать, а в результате расследование топталось на месте, потому что даже я со всеми своими полномочиями не могу действовать вопреки запрету правителя. Ну, то есть если визирь не прикажет обратного.

А он пока не приказывал. И в этом вся странность…

– Чёрные мэсаны? – Акио ещё раз сверился с запиской визиря. – С чего вдруг такие выводы? – Я недоуменно моргнул. А какие ещё, во имя Глубинных? – Разве это не просьба разобраться с зарвавшимися браконьерами?

– Да? – Я с сомнением посмотрел на свиток, а потом затолкал поглубже в глотку торжество и покаянно повесил голову. Раз по-другому не получается… Кто я такой, чтобы отказываться от таких шансов? – А вообще, да! И как я сразу не заметил? Не иначе как даёт о себе знать бессонная ночь и скоропалительная свадьба… Правитель позволит мне решить эту проблему?

Султан снисходительно улыбнулся.

– Ну, а зачем бы ещё я стал тебе зачитывать это письмо? Разве не твоя задача решать вопросы подобного толка?

«Разбираться с браконьерами? Конечно, моя! Чья же ещё?» – с горечью подумал я.

– Ваша правда… – торопливо согласился и подсунул султану под подпись свиток. – Вот тут вот, светлейший, короткий росчерк: «Вопрос государственного значения».

Акио расписался и, вздыхая так, словно телеги с мешками муки разгружает, снял с безымянного пальца кольцо. Я услужливо подержал над свечкой трубочку сургуча, пока на страницу не накапала небольшая тёмная лужица.

– Вот ничего без меня сделать не могут! – Султан поставил печать и, обиженно надув губы, посмотрел на меня.

– Мой правитель. – В который раз за встречу я опустил очи долу. – На то вы и великий, чтобы направлять своих слуг.

Немного лести, приправленной подобострастием, и правитель самой большой земли в мире снова в отличном настроении…

– И впредь не советую об этом забывать, – благосклонная улыбка, движение руки, позволяющее мне уйти, и пара слов напоследок: