– Благодарю, о светлейший . Ваша щедрость не знает границ.

– Пустое. Лучше скажи, почему ты не привёл жену с собой уже сегодня, я отчаянно хочу с ней познакомиться.

«А уж я-то как хочу», – с тоскою подумал я, а вслух ответил:

– По внутреннему дворцовому кодексу у меня есть месяц на…

– Есть, – перебил Акио и недовольно скривился. – Закон о пяти дополнительных седмицах увольнения на случай женитьбы был моей идеей.

«На самом деле, не твоей, а Уни-султан», – с тоскою подумал я, но промолчал, понимая, что указывать правителю на то, что его младшая сестра в вопросах законодательства гораздо умнее и прогрессивнее, не стоит.

– И будь на твоём месте кто угодно другой, я бы не стал возражать. Но ты эмир-ша-иль. Один из немногих, кто наравне с самим султаном работает без устали с утра до ночи и с ночи до утра. Круглый год.

Я согласно кивнул, покорно ожидая окончания монолога.

– Самое большее, что я могу тебе позволить – это те самые пять седмиц на то, чтобы подготовить жену к Представлению… Ну, и если твоих сбережений не хватает для того, чтобы нарядить и как следует вышколить амиру*...

– Мне всего хватает! – непочтительно рыкнув, перебил я, и тотчас же поторопился извиниться:

– Прошу прощения, о Светлейший. Дело не в золоте.

– Тогда в чём?

В том, что мне не нравится, когда слово «вышколить» стоит рядом со словами «моя жена», например. Она же не хорд*, не породистый фью*. Она Синеглазка, которую я пока даже толком не знаю, но...

Султан с удивлением посмотрел на меня, и я внезапно осознал, что ни одну из своих четырёх жён он не то что не любил, он их даже не хотел. Нет, не так. Они для него и людьми-то не были, в полном понимании этого слова. Так, молчаливыми придатками, способными произвести наследников. Его глаза не горели, когда он о них говорил, голос не дрожал и в стайник, чтобы посмотреть на нового фью, он шёл гораздо охотнее и быстрее, нежели в собственный гарем или карей*.

И напрасный труд пытаться объяснить Акио, что женщина, не побоявшаяся оставить Чёрного Колдуна с носом, пошлёт того же Колдуна вместе с султаном далеко-далеко и из вредности такое устроит на пресловутом Представлении, что на плаху вместо моей одной успешно лягут обе наши головы.

– Ей суждено спасти мне жизнь, – ожидая моего ответа, напомнил правитель. – Забыл? Хочу с ней познакомиться.

А уж я-то как хочу… Одна беда, мерзавке удалось каким-то волшебным способом от меня сбежать, и лучшие витязи всё ещё не смогли отыскать её следов…

– Тем более если суждено, – взвешивая каждое слово, произнёс я. – Стоит ли заигрывать с судьбой, светлейший?

– О чём ты?

– О том, что всё нужно сделать по правилам, которые вы сами установили. Боюсь, если мы начнём подгонять события, грядущее свернёт на иную колею, и одни Глубинные знают, что принесёт вам этот новый путь.

Акио растерянно пожевал нижнюю губу, кивнул.

– Что ж, – произнёс он, – я вижу зерно истины в твоих словах. Так тому и быть. Твои пять седмиц у тебя есть, но всё же помни о желании правителя как можно скорее познакомиться с твоей супругой…

Не скрывая облегчения, я кивнул. Впрочем, султан уже не смотрел в мою сторону, полностью уйдя в свои мысли.

– Я могу идти, мой господин? – спустя несколько минут молчания подал голос я.

– Да. То есть, нет. Погоди… – Поднявшись с обитого шёлком сидения, Акио стал суетливо перебирать бумажные свитки, что ворохом лежали на его рабочем столе. – Где же это? А! Нашёл! – Пронзил меня торжествующим взглядом. – Нам стало известно о случае воистину прискорбном.

Я мысленно закатил глаза. Правитель говорил о себе во множественном числе лишь в двух случаях: на официальных приёмах и когда хотел показать своему дивану*, что именно он тут самый умный, а мы все лишь дармоеды, непрестанно сосущие золото из его казны.