– Светящееся чудо посреди океана? – усмехнулся он. – Нет, сокровища я всегда забираю себе.

Я отступила, и усмешка капитана превратилась в улыбку.

– Спокойной ночи, Нейла.

– И тебе.

Жаль, я не умела читать мысли. Было сложно понять эту особую интонацию в его голосе, которая могла предвещать беду или оказаться вполне безобидной симпатией и интересом.

Мы легли, и я, хотя в храме всегда просыпалась рано, в этот раз встретила солнце высоко в небе. На мне по-прежнему была мужская рубашка, судно размеренно покачивалось, но что-то изменилось. Я быстро сбегала по нужде, привела себя в порядок, и, сметя с тарелки оставленную еду, выглянула наружу.

А там не было уже моря, только зелёно-жёлтый берег, дома и самые разные корабли, а ещё огромное количество людей и чаек. Там кипела жизнь, всё шумело и двигалось, и мне стало страшно не то что на пристань сойти – даже просто выйти на палубу, как разрешил Юинэл.

Я то собиралась с духом и приоткрывала дверь, то ходила туда-сюда по комнате, то вставала у иллюминатора, любопытно глядя на мир снаружи. Прежде в таком людном месте я никогда не бывала, и казалось, что там всё ненастоящее, слишком яркое и громкое – голубые дома, высокие пальмы, толпы людей в разноцветных одеждах.

В каюту внезапно зашёл Юинэл, и я осторожно ему улыбнулась.

– Прости. На пиратском судне выспаться не получалось.

– Понимаю, и я не против. Вот, принёс кое-что. Надеюсь, это поможет тебе чувствовать себя увереннее.

Я взяла большой свёрток, но не знала, что с ним делать, и Юинэл кивнул:

– Ну, открывай!

Он купил мне еду? Книги, может быть? Нет, одежду! А ещё обувь, и расчёску, и какие-то баночки…

– Это мне? – пробормотала я неверяще.

– Отродясь платьев не носил, – с улыбкой отозвался Юинэл. – Конечно, тебе. Не вечно же девушке ходить в мужской рубашке!

Я села на постель и развернула платье с величайшей бережностью, проведя рукой по переливчатой голубой ткани, по затейливой вышивке, по серебряным бусинкам на концах завязок… И мир подёрнулся пеленой, задрожал, расплываясь.

– Спасибо. – Я опустила голову, заливаясь беззвучными слезами. – Спасибо…

Вздохнув, он сел рядом, но не обнял меня.

– Пожалуйста, не плач. Я порадовать тебя хотел.

– У меня никогда не было подобного, – прошептала я, всхлипывая и ненавидя себя за эти неконтролируемые эмоции. – Всё с чужого плеча, старое, или плетённое из пропаренных стеблей, но оно быстро рвалось… Я даже не знаю, как это носить… не знаю, что это за ткань…

Юинэл вздохнул.

– Платье вроде похоже на цуэкские туники, только длиннее и с завязками на вороте. Пояс здесь идёт отдельно. А это что-то типа накидки. Она закрывает волосы и плечи от солнца. Ну а сандалии просто надеваешь – и ремешками ногу обвязываешь. Что касается банок – это для волос. Хозяйка лавки здесь написала, что и как использовать, но ты вряд ли читаешь по-снурски…

– Только говорю немного, – шмыгнула носом я.

– Тогда я сам тебе прочитаю, – сказал он, но перед этим взял мою руку и коротко поцеловал. – Выше нос, девочка! В твоей жизни всё постепенно наладится.

Это был первый за долгое время раз, когда я плакала при ком-то. На острове за слёзы только сильнее презирали, ведь у такой, как я, не могло быть чувств. Но Юинэл не сердился – он пытался отвлечь меня, читая записку, и показывал на баночки, а потом подал небольшой сундучок.

– Здесь можешь хранить свои вещи. И, Нейла, я надеюсь, ты всё-таки решишься выйти. Потакая страхам – ты делаешь их только сильнее.

– Я просто не хочу никого обидеть.

– Потому что все обижали тебя, и ты привыкла к этому? – Он коротко коснулся моих волос. – Кто заботился о тебе, когда была маленькой?