Мои отец и мать.

Борт пришел, как и обещали. На рассвете. Небо только-только начало белеть. По приказу Трегубова загрузились первые счастливчики. Я был в их числе, не кинул.

Вертушка встретила холодом. Внутри тянуло металлом, керосином, застарелым потом. Да и сами мы, хули, благоухали будь здоров. Но настрой у всех стоял приподнятый.

Едва ротный скомандовал пристегнуться, «хер гитарного взвода» не к месту бодро затянул:

– Полечу домой, как птица… Полечу, как птица, я!

Бойцы засмеялись. Кто-то даже поддержал этот сиплый блюз.

Мне зажало грудак. Изнутри.

Обняв ебаный автомат, прикрыл глаза.

– Я прижмусь к тебе щекой, ты смахнешь слезу рукою[1]…

Борт дернуло вверх, и сдавило уже не только нутряк. Стиснуло всю башку. Открыл глаза, когда горные массивы уже расползались внизу.

Сорок долгих минут, и посадка.

На базе сдали стволы, сбросили в общую кучу бушлаты. Душ – по очереди, но я влез без нее. Сильно не рассусоливал, сбил основную грязь, чтобы дышать можно было без противогаза. Вытерся тем, что попало под руку, натянул гражданку, сгреб документы, и дальше.

Связь воскресла только в аэропорту. Долбаный рейс задерживали из-за погоды. Хуй знает на сколько. Сначала взбесило. А когда увидел сообщение, стало похер.

Мама:

Родили! Состояние стабильное. Мальчик – 4100, 53. Поздравляю!!! Позвони, как только сможешь.

Показалось, что рухнул с высоты и глухо ударился грудью о землю. Горло перехватило. В ушах зазвенело. Зарябило в глазах.

Родила. Все нормально. Сын.

Внутри что-то сжалось. Не резко – крайне медленно и дико мощно. Неотвратимо, как гидравлический пресс. Сердце гулко стукнуло о ребра. Потом еще раз. И еще. Я вдохнул, но воздух не сразу зашел.

Живы. Порядок.

Провел по лицу влажной ладонью.

В груди забилось странное ощущение. Не тревога. Но и не радость.

Осознание.

Вдохнул. Выдохнул.

Перечитал сообщение еще раз.

Пошатывало, когда обратился к сидящему рядом товарищу.

– Слышь, а что это за цифры?

Сам никак не мог их обработать.

Буданов скосил взгляд на экран, прищурился.

– Вес и рост.

– Это не мало?

– Это дохрена! – отбил Кислицин.

– Залил так залил, – заржал Буданов.

– Бедная девчонка… Неудивительно, что до кесарево дошло.

– Много ты понимаешь, – отрезал я, засовывая телефон в карман куртки.

– Уж побольше твоего! Папаня…

Поднялся.

– Эй, поздравляем! – крикнули вдогонку.

Не оглядываясь, победно тряхнул сжатым кулаком.

– Сигарет купи!

На это, не сбавляя шага, выкатил фак.

Но сигареты, ясное дело, купил. Куда без них.

[1] Строки из песни «Демобилизация», Сектор газа.

15. Глава 14. Прилетел домой, как птица…

В аэропорту проторчали еще сутки. Добро на вылет дали только восьмого в обед. К тому моменту собрался уже весь отряд. Вечером были в столице. Там без проволочек перекинулись на поезд. Тридцать часов тяжелого грохота по рельсам, и на рассвете десятого в окнах плацкарта, наконец, замелькали знакомые места – беспокойное море, побитые волнами пляжи и выгоревшие крыши санаториев.

За грудиной вновь что-то дрогнуло. Сжалось крепко, до горла дошло. И понеслась горячая рябь по всему телу.

«Хер гитарного взвода» улетел на родину, на другой конец страны. Не было кому петь. А все равно загремели в башке те самые строки.

Город, и правда, еще спал. Но когда поезд со свистом вкатился между платформами, на перроне бурлила толпа. Смех вперемешку со слезами, крики радости – вот с чем пришлось столкнуться. К товарищам бросались дети самых разных возрастов, висли на шеях заплаканные жены. Как-то не по себе стало… Перехватило очередной нерв. Скрутило под ребрами так, что нахмурился. А тут еще… Отец. Поправив фуражку, двинул навстречу.