Внутри меня тоже загудело. Жестче всего в паху. Был без трусов под армейскими штанами, так что загремел хуй как погремуха. Дал ему полную свободу, спешно выдергивая пуговицы из петлиц и стаскивая брюки вниз. Отстранился, чтобы натянуть презерватив.

Библиотека, увидев член, задохнулась.

Ясен пень. Кто бы еще додумался ей его показать?

– Ты не против? – спросил, прежде чем раскатывать.

Ее глаза расширились, грозясь вылезти из орбит. Припухшие губы задрожали. Сказать что-то она вряд ли смогла бы. Но головой замотала.

Не против.

Я надел резинку. Скользнул ладонями по гладким бедрам. Распустил на трусах Ильиной веревки. Она как-то суматошно заметалась. Прижал покрепче. Понял, что сухая совсем. Пришлось еще целовать. Библиотека неуклюже отвечала, рвано дышала, непрерывно дрожала, но меня все равно вставляло, будто высадил еще бутылку. Да и ей по итогу понравилось – завитки стали влажными.

Порвал одним толчком, хоть поза и считалась не самой удачной для первого раза. Ильина не кричала, не дергалась, но боль ее ощутил всем нутром. Судя по всему, из-за того, что она уткнулась мне в шею, вся сжалась, загорелась, будто в лихорадке, и судорожно стиснула мой член.

Замер, натужно дыша.

Выждал не меньше тридцати секунд. Вечность, если считать по задержке на детонацию РГД-шки. Это, блядь, десять гранатных взрывов.

Котел за грудиной вскипел. Выдаваемая летящим под откос сердцем кровь сгустилась, превратившись вдруг в гребаное машинное масло. Разгромив вены, подняла давление и пульс до значений, с которыми не берут в космонавты.

Стреляющие по телу судороги сдавили горло.

Начал двигаться, чтобы не разнесло. Толчки были рваными, как очередь из ПКМ. Отдавались жесткими ударами в паху. Член вибрировал, как перфоратор. Узел в животе задрожал, готовясь лопнуть.

Губы дрогнувшей в один момент Библиотеки влажно мазнули меня по ключице, и липкий жар вдруг сменился провалом под лед.

Оглушающим. Пронзительным. Разрывающим.

Хлесткий разряд, вспышки по нервным точкам, и тело свело бешеными судорогами удовольствия.Выброс выжег изнутри – яйца, пах, живот, поясницу, семенной канал.Член сжало пульсацией и замотало внутри Библиотеки, как коленвал на предельных оборотах. Выстреливал и выстреливал, будто я неделю не кончал.

Долго, ясное дело, не кис. Едва услышал сквозь грохот в висках собственный тяжелый выдох, подался назад. Внутреннюю поверхность бедер еще било дрожью, когда вынул. Точно так же без проволочек, сцепив зубы, стянул с члена презерватив.

Тот был в крови. Как и бедра Ильиной.

Нам не привыкать к ее виду, но по позвоночному столбу все равно шарахнуло пламенем.

– Все нормально? – спросил, как положено.

Не глядя на меня, кивнула. Пособирала свои тесемочки, запихала в карман и, запахнув олимпийку, заскочила в дом. Я подтянул штаны, выбросил в урну резину и пошел следом. Видел, в какой из комнат скрылась, туда и двинул.

Библиотека ничего не сказала, когда рядом лег.

И на второй раз согласилась, даже несмотря на то, что у меня больше не было презервативов. Вполне радушно обняла, когда навалился. Без лишних соплей приняла. Крепко сжала. Стонать не стонала, но губы кусала. Ногтями впивалась в спину. Горячо дышала. И смотрела неожиданно прямо – тонул в ее расширенных зрачках.

Залил колени, только дернулась. Краснея, обтерлась той самой олимпийкой и поспешно укуталась в простыню.

– Ты в обычной жизни вообще не разговариваешь? Только по уставу? – зачем-то зацепил ее, когда отвернулась спиной.

Промолчала.

«Хер с ней», – подумал я, закрывая глаза.

А утром нас разбудили.