- Совсем обмелела, - проворчал слуга, глядя на сухие валуны, и Джоанна съежилась, будто ее только что обвинили в поедании младенцев.
Подковы лошадей звенели по граниту. Кони фыркали, тянулись попить, не доставали и начинали недовольно храпеть. Растущие на берегах оливы шумели от бриза. А я стучала зубами, потому что стоило солнцу исчезнуть, и жар превратился в озноб. Плащ не грел от слова совсем, пропотевшее за день платье холодило спину, губы покрывались корками – я чувствовала, что заболеваю, и, кажется, понимала, почему: я постоянно сбрасываю одеяло во сне, а утром, взмокнув, замерзаю и заползаю обратно. Нервы такие нервы - и если я сейчас же не укроюсь, то будет в лучшем случае бронхит, а в худшем снова пневмония. Которую я, если верить месье терапевту, больше не переживу.
Ну уж нет.
Я стиснула кулаки, сжала зубы, тряхнула головой, изо всех сил пытаясь отрешиться от боли в висках и проснуться. Говорят, если осознать галлюцинацию, это поможет мозгам встать на место.
Так что подъем! – зло рявкнула я. – Открывай глаза! Хватит валяться, Аня!
Из носа Джоанны брызнула кровь, и девчонка, охнув, стала заваливаться в ручей. Ее поймал Веласко – обернулся на стон, пришпорил коня и, свесившись с седла, успел схватить свою донью за капюшон до того, как та шлепнулась в грязь. Трюкач хренов. В другой ситуации я бы посмеялась над его испуганным лицом, но сейчас мне было не до смеха. Затянувшаяся шутка перестает быть веселой, и я продолжила орать, пытаясь докричаться до Герды и вырваться из тисков слишком реального бреда.
ПРОСНИСЬ! – Тело Джоанны выгнулось под немыслимым углом. Плащ треснул, и девчонка, извиваясь, полетела под копыта лошадям.
ПРОСНИСЬ! – Испуганные кони почти по-человечески взвизгнули и, в два прыжка, оказались на берегу.
ПРОСНИСЬ! – Девчонка закричала вместе со мной и забилась, рассаживая голову о камни и пуская пену. Твою мать, она еще и припадочная! Все, с меня хватит!
ГЕРДА! ГЕРДА! ГЕРДА!!!
- Она не слышит тебя! Ты не можешь проснуться!..
Да с хрена ли?!
- Ты умерла!
ЧТО?!
- Ты умерла! Там, в своем мире, ты мертва! – извиваясь на камнях, закричала Джоанна, и я заткнулась.
Я?.. Я… что?..
- Ты умерла, - хватая воздух, сбивчиво забормотала обмякшая девчонка. – Это все ритуал… Этого не должно было быть!
Этого всего не может быть! Это бред! Это… Это… Я даже не знаю, как это назвать! Я… - Я лежала в грязи и смотрела на бархатно-черное небо, украшенное лунами. Одна большая, желтая, как марокканская дыня, вторая белая и мутная, похожая на сферу из подвала, швырнувшую меня – Джоанну – о стену. Отбитая спина еще болела, а теперь к ушибу добавились порезы и кровящий нос. Открывшаяся рана в груди. Стертые бедра под заскорузлой юбкой. Острая чужая мигрень. Засыпанные песком глаза – светящиеся, без намека на радужку, когда я сболтнула что-то, что вывело девчонку из себя…
Кажется, я отъехала в короткий обморок, потому что сфокусировавшийся взгляд остановился на Веласко, целящегося в нас из арбалета, и вытянутых вперед исцарапанных руках Джоанны:
- Это я! Я!.. Помнишь, Гильермо привез мне куклу из Милано?..
Какая прелесть. А меня бы он, выходит, пристрелил?
…а что будет, если Веласко сейчас выстрелит? Если я погибну – здесь?
- Нет! – взвизгнула Джоанна, схватив себя за горло. – Нет, пожалуйста! Я больше не хочу умирать!..
Ее неподдельный ужас полоснул, как осколки рампы, и я затихла, позволяя девушке убедить слугу опустить оружие. Еще одна странность: я могу собрать лук, но никогда не интересовалась арбалетами – это больше к китайским актерам… А сейчас я четко вижу полированное ложе, витую тетиву, острое жало и крючок – крючок, вот как это работает! – под белым от напряжения пальцем Веласко...