Некоторое время жнец из-под глухого капюшона, который так и не снял, будто к чему-то прислушивался. Айлех терпеливо ждал. Понимал, что проверки не избежать. «Творец, и чем я тебя прогневал?!» – выкрикнул в сердцах мальчишка. И нагло заявил: – Ну, что вылупился? Давай, суй мне в лицо свой праведный глаз, и покончим с этим!

– Нет, стойте! – заверещала в стороне Ильга. – Мальчишка не нуждается в проверке, он мой! Его время еще не пришло! – На коротеньких ножках она побежала к жнецу, но тот вытянул вторую руку в перчатке и послал в нее незримый импульс. Гномиха упала на колени и закашлялась. Она пыталась приказать охранникам, чтобы мальчишку увели обратно, но охранники лишь ниже пригнули головы, боясь даже шелохнуться.

Иола непонимающе переводила взгляд с жнеца на корчащуюся на земле гномиху:

– Что происходит?

– Думаю, ничего плохого, – горячим шепотом обронил Лойт, все еще крепко удерживая девушку в кольце своих рук. – Человеку жнецы не страшны. Анимус правды останется безмолвным. Твоего человека отпустят, и он будет догнивать в штольнях Ильги до конца своих дней, – презрительно бросил альв.

– Ну почему Ильга так себя ведет?!

– Кто ее знает.

Иола насупилась.

– А что с Илбреком? Его оправдали?

– Конечно, – с иронией обронил Лойтер, но вдаваться в подробности не стал. Да и не нужны были ей эти подробности: она с замиранием сердца следила, как бледно-синие костлявые пальцы разжались, вновь являя жуткий камень. Его поднесли к отстранённому лицу Айлеха. Вот кому было храбрости и спокойствия не занимать! Ему словно было нипочем близкое знакомство с жнецом, чье холодное дыхание забирало его собственное.

– Вот видишь, я же говорил, что камень будет безмол… – Лойт запнулся на полуслове в тот самый момент, когда камень стало потряхивать и он начал излучать свет.

– Что происходит? Что это значит? Ты же сказал, что камень не должен светиться!

– Невозможно! Он же человек! – Лойтер открыл рот, от удивления подавшись вперед.

– Конечно, человек: ни хвоста, ни рогов, мне ли это не знать!

– Ну, значит, можешь с ним попрощаться.

– Его заберут? – Сердце Иоланты тяжелым камнем ухнуло вниз. Она дернулась, стремясь защитить Айлеха. Хотела сказать, что глупый камень сломался, толкнуть в сторону существо в балахоне, угрожать, чтобы не смел к ним приближаться. Но Лойтер за ее спиной был стремительнее: он вновь сжал ее до хруста костей и заставил бессильно биться в истерике.

– Нет, нет, не позволю! Не позволю! Айлех!

Крик боли и отчаяния, что заглушила ладонь Лойтера, так и остался внутри, раздирая Иолу на части. Она бешено задергалась, захлебываясь бессильной яростью и, вместе с дождем, глотая горькие слезы, которые невозможно было остановить. Это не может быть правдой, это невозможно!

Камень же продолжал набирать свет, он уже светился так ярко, что просвечивал мёртвую кожу жнеца насквозь, так ярко, что невозможно было на него смотреть, словно на ладони жнеца рождалось маленькое солнце. Айлех болезненно прикрыл глаза, даже сквозь прикрытые веки ощущая жар камня.

Жнец от подобного тоже был в шоке. Он отстранил свою руку и посмотрел на ладонь, но она не прекращала светиться. Камень не только не хотел гаснуть, он становился всё ярче и ярче, причиняя страдания своему носителю и обугливая кожу вокруг кристалла.

Жнец отступил, пошатнулся и закричал, притом, не тем криком, что издает человек или сид, а потусторонним, диким, мерзким, из самой бездны, заставляя всех, кто был на поляне, закрыть уши и скорчиться на земле в муках.

Айлеху досталось больше всех: он упал, мучительно застонал, согнулся, и из его ушей полилась кровь. Камень же, не выдержав распирающей его энергии, завибрировал и в одно мгновение схлопнулся, разорвав ладонь жнеца на части.