– Но Илбрек действительно мой друг...

– Один сид, Иола, всего лишь исключение. И я еле сдерживаюсь, чтобы тебя не поколотить, не наорать и не встряхнуть, чтобы ты проснулась и поняла, в каком страшном месте живешь и кем являешься. Бесправной рабыней! И не важно, что твои ноги не опутаны тяжелой цепью, как мои: сути это не изменит. Твоя душа в плену, и оковы в ней.

– Ты несправедлив. И твои слова обидны.

– Ну, раз обидны, скажи обидное в ответ. Давай, раз ты собралась сбегать, начни с малого: научись за себя постоять.

Иола молчала, и чем дольше она смотрела на Айлеха, тем больше ее глаза наполнялись слезами. Она искренне не понимала, почему он так жесток.

– Вот видишь, даже этого ты не можешь! – разочарованно протянул парень, поднимаясь и разминая ноги. – Так что не обещай того, что выполнить не в состоянии. Уходи, Иола, не трави мне душу.

Приподняв подол, девушка встала и действительно собралась уходить, но всё же развернулась и уверенно бросила на прощание:

– В этот раз всё обязательно получится. Мы сбежим! Я тебе обещаю!

 

Как только девушка его оставила, Айлех вновь опустился на землю и несколько долгих минут смотрел туда, где скрылся тоненький силуэт с копной каштановых кудряшек, которые она неизменно собирала в две косы. Всего на мгновение он представил, как расплетает эти косы, вдыхает аромат мыльного камня, что источают бледная кожа и медноватые пряди, такие же солнечные, как улыбка хозяйки, и прижимает к себе девичье тело с мягкими, притягательными формами.

– Бездна! – Напряжение в паху заставило парня спешно расшнуровывать пояс и опустить руку в штаны. Заставило несколько минут ненавидеть себя за то, что делает, а после, когда возбуждение отпустило, – за то, что не может вырвать из сердца девчонку.

Поднявшись, Айлех схватился было за кирку, чтобы нанести яростные удары и если не раскрошить гору в пыль, то хотя бы повредить ее настолько, чтобы ей тоже стало больно. Но под его подошвой что-то хрустнуло. Присмотревшись, он понял, что только что раздавил подаренный ему ремешок с красной бусиной.

– Иола… – с придыханием произнес парень, присмотревшись к подарку повнимательнее. Это были разрезанные бежевые ленты, искусно сплетенные в витиеватый узор. Ленты из ее прошлой жизни, что были в ее косах в тот день, когда ее нашли, маленькую девочку с хрустальными глазами, озябшую, зарёванную, испуганную. Девочку, что первое время не произнесла ни слова, своей потерянностью напоминая Айлеху самого себя.

Ленты, словно мост, соединяли прошлое, которого она не помнила, и хрупкое будущее. Он знал, что она их очень берегла: платье не сохранилось, а вот ленты уцелели и как будто обещали поведать тайну, кто она и откуда. Но, видно, не суждено.

Убрав поломанную бусину в карман, Айлех повязал ремешок на левое запястье, уверовав, что в этот раз у них всё получится и они будут свободны.

 

2

Таврия, город Сард.

– В чем смысл жизни?

– Жить вечно?

– Очень скучная цель. Неужели ты не мечтал о большем? Ты столько странствовал по миру, неужели ничто тебя в нем не прельщало? Неужели не нашлось края, где ты бы хотел остановить время?

– Катара, с возрастом ты становишься сентиментальнее.

– Негодник, ты намекаешь, что я старею? Или совсем разучился льстить?

– Видимо, второе. – Райнхард потянулся, поморщился от боли в области груди, где краснел подживающий рубец от клинка неприятеля, и заложил руки за голову, чувствуя умиротворение и покой.

Непонятно, чем зацепила его Катара, но именно к ней он не раз возвращался в своих странствиях, если оказывался поблизости. К женщине, которая дарила уют и спокойствие, которая всегда внимательно слушала или делила молчание на двоих, никогда не была навязчивой и истеричной. На время Катара стала для альха маяком, искоркой, которая зажигала жизнь и разбавляла пресность его существования. И дело даже не в плотской любви, в которой она тоже была искусна, а в ее нраве и невидимом ощущении доверия, которое она в себе несла.