Взбежал на второй этаж, закидывая в комнату рюкзак и отправился вниз продолжать разбирать вещи. Занятие весёлым назвать было нельзя никак, но музыка спасала. Так он и бродил от одного угла к другому, перекладывая, вытаскивая и тихо радуясь, что никто не жужжит над ухом. Серым дом с действительно серыми стенами, сплошная прагматичность в дизайне. Пусть кухня и выглядела эстетично, перетекала в пустое пространство, призванное, наверное, быть гостиной, но ей оно никогда не станет.  

Изредка он прерывался, чтобы залезть в телефон, найти ноль входящих сообщений, полистать ленту новостей и принимался за дело заново.  

Утомляло. Всё это напоминало его жизнь как таковую — не самую интересную, монотонную и паршивую. Одиночество, как оно есть. Призвание, что ли?  

— Да он шизик, точно вам говорю! — возмущался молодой парень, парящий прямо за его спиной в позе лотоса. — Сколько он уже так бродит? Час? Два?   

— Три часа и пятнадцать минут, — отозвался мужчина с худым лицом. — Прекращай уже ныть.   

Парень застонал, с силой проводя ладонями по лицу. Для него такой образ жизни был слишком отвратительным. Желтоглазый, поджарый, разодетый то ли в тряпки, то ли просто в порванную местами одежду — от него дышало непонятным ощущением, явно этому смертному не доступным.  

— Хорошо, у меня есть план! — хлопнул он в ладоши, вскидывая голову. — Пойду в его школу, прикинусь кем-нибудь, затащу на ближайшую вечеринку и опозорю как следует! Может поймёт, что быть овощем — хреновая идея. 

— Тебе действительно хочется выбираться и контактировать с этими букашками? — презрительно фыркнула девочка с разноцветными глазами, накручивая на палец чёрный локон волос с правой стороны головы. Соседняя была белой — любая палата в больнице позавидует. — Ты странный, Праздность, я не устану тебе это повторять.  

— А ты мне предлагаешь с нечистью тусить? — он фыркнул, стащив с короткого, взлохмаченного ёжика русых, выгоревших волос солнцезащитные очки и, спустив их на нос, произнёс — Не дождёшься! Да ладно вам ребят, давайте! Смертные классные!  

— Они не умеют веселиться, — вставил своё слово синеглазый.     

— Гнев, твоё веселье — это читать книжки у камина и пить винцо эдак тысячелетней выдержки. — сморщился Праздность. — Это не круто, понимаешь? Чувак, на дворе грёбанный двадцать первый век, и это только по летоисчислениям смертных! Да и вино давно вышло из моды.  

— И кто здесь ещё шизик? — выгнул одну бровь Гнев. — Вон, глянь. Смертный читает — хоть какое-то проявление умственной активности, в отличии от тебя.   

— Это не книга, а учебник по физике, — сообщила Лень — подросток в кигуруми, замерев за плечом парня. — И на лице у него написано одно из моих имён. 

— Урыла, — рассмеялась дама, разглядывая смертного. — Но я всё же поддерживаю Рандо. Почему бы и нет?  

— Похоть, и ты туда же? — Гнев глянул на неё крайне неодобрительно. — Не уподобляйся. 

— И не произноси имя своего Господа своего всуе, — закатила глаза демоница. — Расслабься. 

— Только оргию не устройте... — проворчал худой, выполняя замысловатый пас рукой и исчезая в сером тумане.   

У него, впрочем, вечно были какие-то дела. Гнев ворчал, что Жадность слишком много времени проводит с обычными людьми. Мужчина любил пить эспрессо в одной из забегаловок на окраине Нью-Джерси за много миль отсюда. Он находил в этом нечто особенное и сам даже не до конца понимал, что именно, но демону нравилось сидеть за одним из столиков у окна и наблюдать за смертными. Их желания в таких местах все как на ладони и едва ли не каждое второе было глупее предыдущего. Людской род являлся совершенным творением именно потому, что совершенным отнюдь не был. Жадности нравились эти изъяны, как и каждому из них. Когда суждено проживать тысячелетие за тысячелетием не так-то просто найти себе развлечение, а смертные в этом деле были лучшими. Их распри — та ещё забава.