И даже испытывать другие чувства, кроме беспрекословного обожания: ревность — оттого, что не была и никогда не будет для него единственной; обиду — оттого, что будущий муж все еще помнил тех, кто были с ним "в прошлые разы".
— Наша ночь слишком коротка, чтобы тратить ее на молчание, — в приятном голосе демиурга послышалось укоряющие нотки. — Посмотри. У меня кое-что есть для тебя.
Ринайя нехотя обернулась и пораженно застыла. Парень улыбался и протягивал ей оранжевый плод.
Тот самый, который ей пришлось оставить около фруктового дерева. Или очень похожий на него.
Маэвка взяла подношение, почти уверенная, что передо ней всего лишь морок — чуднАя и нереальная деталь сна вроде истекающих кровью оберегов и увядающих на глазах букетов. Но при ближайшем рассмотрении фрукт показался не менее реальным, чем остальные составляющие ночи: он ощутимо оттягивал ладонь и выделялся на фоне серых ночных красок жизнерадостным пятном, а запах от него шел такой, что у Ринайи тут же заурчало в желудке.
— Откуда?.. — вырвалось у нее. Она была абсолютно уверена, что демиург заходил в лагерь с пустыми руками. Да и вздумай он пронести увесистый плод в карманах (которых, к слову, в его одежде не наблюдалось), она бы это сразу заприметила. — Как ты узнал?
— Я немного присматриваю за вами. Не только ночью, но и днем тоже, — божественному существу явно доставляло удовольствие наблюдать, как на лице Ринайи сменяются эмоции. Удивление, недоверие, надежда, восторг… Проснувшийся голод. Всколыхнувшееся любопытство… — Хочешь попробовать? Кожуру снять несложно.
— А он не ядовит? — быстрее, чем последнее слово прозвучало в воздухе, Ринайя уже почувствовала разочарование. — Значит, Тривия солгала…
— Кто такая Тривия? — приподнял бровь демиург. В его исполнении это простое движение выглядело чудесно.
— Наша знахарка. Она ведет отряд, выставляет защитные чары, говорит, как не попасть в беду и что делать, если кто-то из нас вдруг…
Невеста осеклась. Не стоит рассказывать про сбежавшую от пророчества и погибнувшую в реке Эсмину. По крайней мере, пока.
— Тогда ей можно доверять, — заключил мужчина. — Если она сказала, что дерево отравлено, значит, так и есть. Но этот экземпляр можно попробовать. Он не заражен.
Ринайя поддела ногтем рыхлую, пористую кожуру, и осторожно сняла похожий на лепесток лоскут, покрывающий сердцевину плода защитным слоем: одновременно и оберегающий, и скрывающий от чужих глаз нежное, ароматное, сочащееся соком сокровище.
— Как он называется? — девушка восхищенно погладила приоткрывшуюся мякоть пальцем. Сначала нежно, потом более требовательно, пока он не прорвал тонкую кожицу внутренней оболочки и не погрузился внутрь. — Никогда не видела ничего более прекрасного и аппетитного!
— Хм, а как же я? — тихо, больше для себя, усмехнулся мужчина, но Ринайя пропустила замечание мимо ушей. Она достала палец из недр плода и, закрыв глаза, слизала с него сладкий сок.
— Это кламоэ. Первое фруктовое дерево. Когда-то они росли по всей земле, но потом почти полностью исчезли. Вам повезло, что вы повстречали один из них.
— Тогда откуда он, если не с того испорченного дерева? — поинтересовалась невеста, поднеся фрукт к лицу и с восторгом вдыхая запах диковинного плода.
— Я принес его с собой. В моем мире по-прежнему полно кламоэ, — пожал плечами демиург. — Там они себя прекрасно чувствуют, потому что...
— Твой мир не отравлен старостью?.. — Ринайя подняла лицо и как-то укоризненно взглянула на создателя всего. На ее носу остался оранжевый след от близкого знакомства с диковинным плодом.