А меж Матмайским и Нифонским островами в проливе много всяких высоких мысов. Когда ветер боковой, а вода прибылая или убылая, тогда тот путь и для бусов не прост. А многие бусы совсем разбиваются…
Есть и такие жители островов – мохнатые…
А от Камчатского носу до того Матмайского острова малых и пустых островов – числом двадцать два. А живут на островах тихие народы, а апонские иноземцы не живут, разве только на зверином промыслу их зима застигнет…
А учинил чертеж…»
И снова имя – Иван.
3
Подступала ночь, сгущались сумерки, затихала Мокрушина слободка, затихал уютный домик вдовы Саплиной, – весь Санкт-Петербурх погружался во тьму, колеблемую лишь сырым ветром. Спать бы да спать, но не было сил, тянула гибельно тайна! Иван неслышно зажигал ранее припасенную свечу и, волнуясь, склонялся над чертежиком, испещренным диковинными, как растения на халате вдовы, названиями.
Шумчю.
Остров первый.
За ним темный пролив.
«Сей пролив шириной версты две или меньше…»
Ну, невелик пролив, осваиваясь, думал Иван. Хороший пловец, есть такие, руками запросто отмахает. Что хорошему пловцу две версты? Если не тронет, конечно, какой морской зверь и не унесет в пучину течение.
Остров Уяхкупа.
«Великая и высокая на нем сопка. А люди не живут, только с первого и с другого острова приезжают сюда ради промыслу. Земной плод сарану копают, птицу промышляют, також морских зверей…»
Морские звери представлялись Ивану непременно ужасными, вроде морского монаха или морской девы, а то и бабки-пужанки, тинной бабушки, о какой не раз слышал еще в Сибири.
Остров Пурумушир.
«Живут иноземцы. Язык имеют один и веру, на дальние острова ходят. Привозят котлы и сабли, а у сабель круги медные, обогнуты края кованым серебром. На этом острову дали нам иноземцы бой крепкий и на разговор не дались…»
Малый остров Сиринки.
За ним – Муша, он же Онникутан.
«Живут там мохнатые, иначе Курилы…»
Малой остров Кукумива.
А еще Араумакутан остров.
«Сильно горит, дымом пахнет, люди к тому острову не идут…»
Да что ж это такое? Зачем горит каменный остров? Как может гореть целый большой остров? Почему никто не тушит?
Дивился.
Сияскутан.
И малый Игайту.
И острова Мотого, Шашово, и Ушишир.
А дальше Машаучю. Все птичьи какие-то названия.
И Симусир. И Чирпой – великая сопка. И тот большой Итурпу, куда плавают люди далекого Нифонского государства. И вновь перелевы, и вновь горящие сопки, и вновь высокие берега – до самого острова Матмая, где русский человек еще ни разу ногой не ступал.
Иван задумчиво перебирал губами.
Сиринки… Онникутан… Симусир… Итурпу…
Да как только эти мохнатые выговаривают такое?
Дивился, как тесно толпятся на чертежике острова. Ставь мачту на малый коч и плыви, объясачивай иноземцев. Он бы, Иван, точно поплыл. Мало ль что иноземцы драчливы. И на самых драчливых пушка найдется. Вдруг в ясности ума понимал, что нынче во всем Санкт-Петербурхе, во всем заснеженном заветренном Парадизе, где так много всяких умных людей, может, только он один теперь знает истинный путь к Апонии. Может, только он один знает, как пройти от одного острова к другому и где чего бояться, а где высаживаться смело, не боясь копий и стрел. При этом, правда, и другое понимал с тоской: может, он и знает путь к загадочным островам, но ему-то такой путь заказан. Никогда он, секретный дьяк Иван Крестинин, не будет допущен к тем загадочным островам…
Долгими вечерами, уединясь, досконально изучил маппу.
Как бы самолично прошел от Камчатских берегов до острова Матмай, туда, в далекое Нифонское государство, к городовым нифонским людям. И часто представлялось Ивану: вот маленькие робкие люди-нифонцы стоят на низком песчаном берегу и на каждом шелковые халаты, украшенные необыкновенными растениями, как на халате-хирамоно соломенной вдовы Саплиной. И, видя кровь, стенают те робкие апонцы отчаянно и заплаканные глаза закрывают широкими рукавами…